Например, когда договаривался насчет рекламы. Прием это срабатывал не на всех женщин, но с большинством – удавался.

И вот теперь, когда он искал сотрудницу, то выбор оказался не прост. Пришлось опять, как говорил отец «включить эффект Казановы». Убедить хорошую медсестру перейти в свое отделение это нужное дело.

Главными талантами Миланы, кроме умения попадать в вену, которое Гарин в ее исполнении сравнивал с искусством, были еще исключительная аккуратность и точность. Если бы она не стала медиком, то могла бы стать бухгалтером. Ее не отвращала работа с большим количеством цифр и записями. Кроме этого она имела прямо таки патологическое пристрастие к уборке. Она не переносила складки на постелях и пятна, если их быть не должно.

Пока Милана занималась созданием «бухгалтерии» нового отделения, Гарин пошел к Марку и заручился его согласием, насчет приема на работу еще одного врача. И вполне конкретного, знакомого им обоим – ординатора из БИТ кардиологии, с которым Марк проработал около трех лет – Федора Михайловича Ворчуна.

Ворчун, по его личному утверждению, «сбежал» с кафедры профессора Отверткина, где прослужил чуть больше двух лет ассистентом после окончания института.

Фамилия у Феди Ворчуна оказалась необычная из-за бестолкового паспортиста, который выдавая паспорт деду Федору Епифановичу Воргуну, перепутал буквы Г и Ч из метрики, заменив одну на другую, написание в прописном виде очень похоже.

Дед же, получив такой паспорт, к началу двадцатых годов решил не исправлять ошибку, особенно, когда метла репрессий, захватившая древний купеческий род Воргунов, пролетела мимо его головы.

Во всех анкетах он указывал происхождение «рабочий», которым и был в действительности, потому что по молодости лет в шестнадцать вдрызг разругался со своим отцом, ушел из дома сперва на фабрику, а оттуда на фронт в Красную армию. Демобилизовавшись по ранению, в двадцать первом году он поступил в институт геодезии и картографии. Когда окончил учебу, с двадцать шестого по тридцатый служил землемером в Поволжье, затем устроился в организацию с названием Центрморпроект, и улетел с партией в Сибирь на рекогносцировку будущей линии электропередач между Хабаровском и Владивостоком. Некоторые электростанции по плану ГОЭЛРО28 еще только строились, но линии от них уже были спроектированы и требовали прокладки сперва на картах, затем и на земле. Так дед Федор Евграфович Ворчун уходил от бдительного ока ЧК, ОГПУ и НКВД. Никаких диверсий или вредительств он не замышлял, но, как говорят: «Береженого Бог бережет», чем меньше на глазах, тем меньше внимания компетентных органов.

В сороковом году, оставив семью в Москве, он в последний раз уехал на Дальний восток, где весной сорок первого года, приняв баньку, покурил на солнышке, обдуваясь ветерком.

Он в тот день крепко простудился, и с воспалением среднего уха, был отправлен во Владивосток, где после трех операций скончался от абсцесса мозга, похоронен на Морском кладбище.

Отец же будущего сотрудника ОПК медцентра ЭСХИЛЛ, Михаил Федорович в то время пребывал в четырехлетнем возрасте, отца своего практически не помнил. Семья сводила концы с концами, жила бедно. После войны, окончив семь классов средней школы, Михаил Ворчун подтянув единственные штаны, поехал и подал документы в первое МАПУ29. Вступительные экзамены он сдал, а на медкомиссии председатель, прочитав диагноз «Дистрофия 2 степени», врач опытный, ощупав костлявые конечности Миши Ворчуна, сказал: «Кость крепкая, а мясо нарастет. Кормежка все исправит»!