— Извините, можно? – стараясь справиться с дыханием, проговорил он, замирая под взглядами одноклассников, прижал к бедру зашитую сумку.

Если смотреть на математичку сзади, она как толстая бабка: задница на два стула, руки-колбасы, ноги-колонны, серые волосы собраны в гульку. Поворачивается – а на лицо как старшеклассница. Павлик думал, что она начнет отчитывать, но нет, вроде даже как обрадовалась:

— Проходи, Горский! Но чтоб в последний раз!

Борька подумал, что Павлика не будет, и пересел со второй парты на третью первого ряда, к Димке-молчуну, чтоб удобнее было списывать у Ань-Тань, сидящих позади. Ань-Тань Борьку жалели и даже давали списывать, хотя чаще он сам справлялся. Если сесть перед ним, будет один вариант, и трояк обеспечен, на большее Павлик не рассчитывал, потому что после драки его трясло весь вечер, и он не подготовился к контрольной, а тема была сложная – арифметическая прогрессия.

Борька подождал, пока математичка отвернется, и бросил на парту смятую бумажку. Павлик развернул ее и улыбнулся: «Договорился скатать. Поделюсь».

Как это ни странно, на контрольной помощь Борьки не понадобилась – Павлик справился с заданием сам, а задачи посложнее оказались не по зубам даже отличницам Ань-Тань. Возле них и вокруг Леночкиной парты столпились троечники, надеясь на подачку.

Ань истерила, что она ничего не успевает, и отгоняла охочих списать, Тань грустно глядела в тетрадь, наматывая на палец длинный черный локон. Леночка же никого не прогоняла, сосредоточенно писала.

Математичка дала классу пару минут и принялась разгонять столпотворения.

Боря, отчаянно грызущий ручку, хлопнул тетрадью и поплелся ее сдавать, выглянул в окно и как заголосит:

— Народ! Там нашего Карася лупят!

Битие Карася было любимой забавой всех от мала до велика, Павлик перекинул сумку через плечо и ломанулся к двери. Он не видел, что за ним бежал жадный до зрелищ Баскаков по прозвищу Баскез анкл Бэнс, и не успел отпрянуть от распахнувшейся двери. Баскез налетел на него, толкнул, и лоб Павлика встретился с дверным косяком.

В глазах потемнело, Павлик упал без чувств. На его лбу пухла, наливалась синевой огромная шишка. Математичка бегала вокруг него, охая и причитая, напустилась на Баскакова, тот рванул за медсестрой.

3. Глава 3. Преобразование

Сперва я услышал детский смех и глухие удары, словно кто-то бьет мячом о стену или выбивает ковры старым советским способом, чуть позже добавилось чириканье воробьев, будто бы по мановению волшебной палочки лед отступил и началась весна…

Или я попал в рай? В аду вряд ли смеются дети. Я точно умер, в меня попали из гранатомета. Или не в меня, взрыв был рядом, потому я выжил.

Я осторожно открыл глаз и от яркого света чуть не ослеп.

— Очнулся! – пропищали женским голосом.

– Я же сказала, не надо скорую, — хрипнула в ответ другая женщина, воображение нарисовало губастую брюнетку с обветренными губами и сигаретой в руке.

— Ты как? – спросила у меня писклявая.

Я ответил нецензурно и многоэтажно, хотел вложить в ответ свое негодование, но… пропищал, как девчонка.

— Господи, что за сюр происходит? – продолжил блеять я.

Где я? Точно в больнице. Все еще не открывая глаз, я сел и тут же лег, потому что адски закружилась голова, и меня чуть не вывернуло. Когда отпустило, то я кожей ощутил недоумение медиков. Я сжал и разжал кулаки, провел ими по лицу и ощутил странное: кожа у меня нежная, как у ребенка, нет и следа щетины. Теперь понятно, что случилось: я обгорел, но меня каким-то образом спасли, и вот я вышел из комы…