Ну, ещё понятно, когда освободили Западную Белоруссию, в городах со снабжением товарами стало совсем плохо. Потом чуть наладилось, в магазинах появился хлеб, молоко и конфеты-подушечки, но очереди не исчезли. Как раз их местные приняли очень озлобленно, не понимая, как напрягает силы страна, готовясь к стальной обороне и двойному удару по врагу. Приобретать на рынке вещи могли многие, в основном «восточники»[35].

В госмагазинах мужской костюм стоил триста пятьдесят рублей, часы на сотню дешевле. А еду пограничный народ чаще всего покупал на базаре у селян: больше выбор и нет толкотни в магазинах. Да и жди ещё, когда завезут в военторг дешёвое мясо по два рубля за килограмм.

Но теперь в очередях стояли не только местные. Появились жёны и дети товарищей, прибывших укреплять в Западной Белоруссии советскую власть. Разделял прохожих на «восточников» и «западников» разведчик безошибочно. И не по одежде, как Ненашев, а по знакомому выражению лица.

И так на каждой улице. У каждого магазина. На цены никто не смотрел. Товар заканчивался, но сразу находился энтузиаст, который принимался записывать очередь на следующий день. Потом люди кидали жребий, кто будет караулить места ночью, чтобы к ним не набежали «чужие».

А что творилось у сберкассы! Милиционеру едва удавалось сдерживать толпу. Спросив, в чём дело, Елизаров узнал: жители ринулись снимать деньги и пытались сдать обратно облигации госзаймов. Просьба успокоиться и не поддаваться паническим слухам, распространяемым провокаторами, ещё больше возбудила толпу. А когда услышали, что в день теперь выдают только по пятьдесят рублей, стали раздаваться откровенно антисоветские выкрики.

Публика решила стоять до последнего. Надо быстрее избавиться от ставших внезапно проклятыми советских рублей. Рядом шныряли какие-то типы, предлагая позабытые злотые за рубли и наоборот по специальному курсу. Но не здесь, надо отойти в подворотню.

Очередь, где давали крупу строго по полведра в руки – иначе до закрытия не хватит, – двигалась мучительно медленно. Люди страдали от жары, переругивались, перешёптывались, передавая друг другу какие-то новые слухи.

Но больше всего очередь возмущалась тупостью кассира, которая, казалось, жутко медленно считала цену за весовой товар, мучительно множа рубли на килограммы на деревянных счётах. В её глазах читался ужас от вида обозлённой толпы.

Внезапно люди ещё больше зашумели, зашевелись: какой-то товарищ в белой кепке, сером френче и парусиновых туфлях пытался пройти без очереди, мол, он «имеет право», и ему «некогда». Гражданину сразу нанесли два удара – в лицо и в выпирающий живот. Сразу вмешалась милиция, драчунов с трудом, но разняли и под возмущённый свист зрителей повели в отделение составлять протокол.

Елизаров отвернулся. В Минске порядок был бы наведён решительно и быстро. Как-никак столица Белоруссии была одним из городов, где специальное постановление позволяло милиции штрафовать на пятьдесят рублей всех, кто не помещался в очереди внутри магазина. А заодно выяснить, что здесь делает гражданин в рабочее время и есть ли справка, что начальство отпустило именно его купить дефицитный товар. Очереди пропадали вмиг[36].

Всем сознательным гражданам давно понятно: товарный ажиотаж устроили враги cоветской власти! Дефицит вызван засильем спекулянтов, перепродающих вещи втридорога, и ворьём в магазинах. Сложилась система, но с ней, как и с «цеховиками», усиленно боролся специальный отдел НКВД.

Пусть и недавно создан ОБХСС во главе с майором Гремиловым, зато результаты работы есть. Михаил же видел, как у коллег, будто на дрожжах, росла отчётность.