– Да, все верно, товарищи, – в гробовой тишине подтвердил Сталин, – мировая революция, о которой так много говорили большевики, вот-вот окончательно свершится, но это повод не для ликования, а для того, чтобы как следует, закатав рукава, взяться за работу. А работы, как правильно сказала товарищ Малинче, хватит всем. Сразу скажу – не подлежит обсуждению, что все государства планеты Земля так или иначе должны пройти советизацию и социализацию, после чего объединиться в единое наднациональное государство. Для этого нам потребуется каждый коммунист, искренне верящий в то, за что он сражается, каждый борец за права униженных и оскорбленных, каждый солдат, командир и инженер. В ближайшее время нам предстоит не только установить всемирную коммунистическую власть, но и за несколько десятилетий пройти путь, на который в обычных условиях потребовалось бы тысяча лет – а иначе нас сожрут. Поэтому не может быть и речи о роспуске коммунистических партий и Коминтерна – такого подарка нашим внутренним и внешним врагам мы делать не собираемся. Мы, знаете ли, все это время тоже не сидели сложа руки и, пока товарищ Малинче изучала Советский Союз, прикидывая, как наилучшим способом превратить его в Империю, мы в свою очередь изучали имперское общество – и пришли к выводу, что оно устроено таким образом, будто каждый его гражданин является настоящим коммунистом, бойцом за дело Ленина-Сталина. А если серьезно, то даже мы не замахивались на создание такого общества, где две трети или даже три четверти взрослого населения будут достойны того, чтобы стать членами всесоюзной коммунистической партии большевиков. В Империи партия и государство – это даже не близнецы-братья, а вообще одна и та же структура. А нам, товарищи, в первую очередь необходимо перенимать этот опыт. В Советском Союзе пораньше, в других странах попозже – как говорится, по готовности, как только там закончится переходной период.

– А что конкретно будет с Коминтерном? – спросил Димитров, – чем, по-вашему, должен заниматься я и другие наши товарищи?

– Коминтерн вместе со своим генеральным секретарем товарищем Димитровым переходит в имперское подчинение на правах наркомата государственного строительства, – ответил Сталин. – Тех, у кого еще остались вопросы, я попрошу обращаться к товарищу Берии, он все разъяснит.

– Нет, товарищ Сталин, – твердо сказал Димитров, – нам все понятно и дополнительно объяснять ничего не надо.

В ответ Верховный подумал и добавил:

– Кстати, о других государствах. Товарищи Вильгельм Пик и Вальтер Ульбрихт, вам необходимо как можно скорее получить мандаты имперского образца и выехать в Берлин. Диктатуру генерала Гальлера, наполненную тевтонским орднунгом, пришло время разбавить вашей пролетарской сознательностью и верностью делу построения социализма. Вы будете при генеральской хунте кем-то вроде имперских комиссаров, в обязанности которых входит следить за тем, чтобы процесс денацификации проходил правильно и в полном объеме. Надеюсь, задача вам понятна?

– Да, товарищ Сталин, понятна, – ответил Вальтер Ульбрихт за себя и своего напарника.

– Ну и замечательно, – сказал Сталин и добавил: – а вот товарищу Винченцо Бианко потребуется отбыть совсем в другую сторону. Итальянский диктатор Муссолини получил от нас предложение или почетно капитулировать, или подвергнуться тотальному уничтожению. О том, как это случилось с Гитлером, до него довели, и он уже дал предварительное согласие на почетную капитуляцию. Вы, товарищ Бианко, будете представлять товарища Тольятти на переговорах о создании переходного коалиционного правительства народного единства. При этом ни в коем случае нельзя допускать никаких эксцессов, погромов и повешений – в общем, всего того карнавала, на который так горазда буйная итальянская душа. Власть в Италии должны перейти из одних рук в другие так тихо и мирно, чтобы никто и ничего не понял. К тому же почетная капитуляция представителей угнетающих классов – это не обман и не военная хитрость, а действительный способ избежать ненужного кровопролития. Если вы не удержите в руках свою партизанскую вольницу, то в дальнейшем будет бесполезно уговаривать на почетную сдачу, к примеру, господ Франко и Салазара. Вы меня поняли, товарищ Бианко?