В начале 1711 года Морис Пангалей прибыл в Санкт-Петербург, где его встречал лично Петр. Царь предложил французу сразу же взяться за 100-пушечный корабль. Тот отказался, ссылаясь на старость и немощь. Сошлись на 66-пушечном. Пока старый мастер сидел над чертежами, Петр вызвал к себе корабельных подмастерьев Гаврилу Окунева да Ивана Рамбурга.

– Вот что, – сказал, сурово на отроков глядя. – Будете при мастере Пангалее в учениках состоять, и все касаемое продольной крепости у него вызнавать, и манерам французского строения учиться со всею прилежностью!

– Ясно, государь! – отвечали подмастерья дружно. – Все сделаем как должно!

Со стариком-французом ученикам пришлось несладко. Полуглухой и страшно медлительный мастер имел массу всевозможных причуд, был сварлив и занудлив, но дело знал отменно. Строил Пангалей свой корабль до невозможности долго, целых десять лет. Только в 1721 году на волнах Финского залива закачался 66-пушечный «Пантелеймон-Виктория», сделанный «на французский манер».

За эти годы Окунев и Рамбург многое узнали и многому выучились (Гаврила Окунев стал настоящим любимцем Пангалея, которого он иначе как «мон гарсон» не называл). Далеко не сразу стал раскрывать Пангалей перед учениками свои секреты. Но от постройки 100-пушечного корабля старик упорно отказывался. В день, когда Петр I поднял на «Пантелеймоне-Виктории» свой флаг, умер старик Пангалей, так и не открыв до конца все секреты своего мастерства. Но и того, что стало известно Петру от старого мастера да из добытых Зотовым чертежей, вполне хватало, чтобы самостоятельно рассчитать недостающие размерения. Этим занимались сам Петр да Федосий Скляев.

– Главное, что касаемо продольной крепости, мы знаем твердо! – заявил император на консилиуме первейших корабелов. – Считаю, что можем начинать постройку первенца флота нашего о ста пушках! Как мыслите, господа мастера?

Первейшие – Федосий Скляев, Гаврила Меншиков да Иван Татищев – отвечали уверенно:

– Твоя правда, государь. Пора нам и на сего зверя топоры точить!

Довольный полным единодушием, Петр набил табаком обкусанную глиняную трубку, раскурил неторопливо.

– Чертежи же сему монстру буду рисовать сам! – сказал чуть погодя. – В помощь мне будет наш первый бас Федосий!

Работая ночами (днем решая дела государственные), Петр к концу 1723 года создал чертеж будущего 100-пушечного гиганта. Никогда еще он не работал с таким подъемом и вдохновением, вкладывая в чертежи не только все свои знания, но и душу… В корабельном наборе он предусмотрел дополнительные диагональные связи, которые и должны были обеспечить столь необходимую продольную остойчивость. Помогали Петру в этом подмастерья Филипп Пальчиков и Матиас Карлсбом. Несколько позднее команда «стопушечников» пополнились Гаврилой Окуневым, Иваном Гамбургом и Василием Юшковым. Работы хватало всем. Каждый чертеж, каждую деталь перерисовывали десятки раз. Петр требовал во всем полного совершенства.

– Не прыть заячья в деле сем надобна, а добротность изрядная! – выговаривал он, заметя малейшую неточность.

К маю 1723 года чертежи будущего первого 100-пушечного корабля России были готовы. Размеры его предполагались по тем временам весьма внушительные: длина 180 футов, ширина в средней части 51 фут, осадка более 20 футов.

Закладка корабля состоялась 29 июня 1723 года на верфи Санкт-Петербургского адмиралтейства лично Петром. Обставлено все было весьма торжественно. С постройкой корабля особо не торопились. Петр хотел использовать свой 100-пушечный первенец как своеобразную школу-лабораторию, чтобы на ней в совершенстве освоить способы обеспечения «продольной крепости» на «французский манер».