Она не заметила ничего, кроме пьянства и распущенности.

Белла узнала, что король присутствовал только после того, как он уехал. В любом случае она не стала бы писать про это, поскольку леди Фаулер считала его воплощением добродетели, надеждой на исправление нации. Разум бедной леди был и без того в плохом состоянии. Разочарование могло вызвать припадок.

Белла нервно покусывала кончик пера, хмурясь и думая о леди Фаулер. Пора было покинуть это общество, но куда ей было идти? Мысль о том, что она может остаться одна в этом мире, приводила ее в ужас. Она также не решилась бы оставить более слабых членов сообщества на произвол леди Фаулер и радикальных наклонностей сестер Драммонд.

Белла потерла лоб, пытаясь сосредоточиться на письме, но ни глаза, ни разум не слушались. Все ее мысли были заняты злым пастухом, слабо освещенной террасой и удивительными поцелуями.

Она встала и поправила ночную сорочку. Нельзя быть такой наивной и восприимчивой к соблазнительным чарам негодяя!

Белла провела грелкой по кровати, затем убрала ее в сторону и забралась под одеяло, пока там было еще тепло. Идеально. Она устроилась поудобнее, отгоняя мысли о всяких глупостях. Но внезапно далекие воспоминания ожили в ее памяти.

Последний бал-маскарад, на котором ей довелось побывать, был в поместье Векстейбл, недалеко от Карскорта. Но там был более скромный прием. Все друг друга знали, но притворялись, что не узнают, играя свои роли. Тогда она ускользнула с…

О, кто же это был? Том Фицменерс или Клиффорд Шпик? Наверняка это был Том. Она помнила, что тот благовоспитанный джентльмен был всего на несколько лет старше ее и сильно нервничал, оказавшись наедине с молодой леди. А когда дошло дело до поцелуя… Он, конечно, был большим неумехой в этом.

Она улыбнулась, вспоминая тот вечер. Какой же шалуньей она была!

Больше всего в те времена она любила танцевать.

Тогда так много танцевали – на балах и собраниях, а иногда экспромтом – то в одном доме, то в другом. Мебель отодвигалась, ковры сворачивались, кто-то начинал играть на клавесине или верджинеле.

Четыре долгих года без танцев, флирта, даже намека на поцелуи… Она не понимала, как сильно ей этого не хватало… До сегодняшнего вечера.

Почему она так запаниковала? Из-за порочного пастуха или собственной лихорадочной реакции на его прикосновения? Реакции, которая вырвалась наружу так яростно, словно она жаждала этого уже давно.

Белла не хотела терять свою свободу и выходить замуж, но и отрицать, что ей нужен мужчина, тоже не могла. Молодой, красивый, порочный и искусный в любви.

Она перевернулась и зарылась головой в подушку, будто это могло помочь ей забыть обо всем. Но разум не поддавался, и воспоминания о тех мгновениях снова и снова вихрем проносились в ее голове.

Эти глаза, захватившие ее в плен… и шелковистая шаль, которой он притянули ее к себе – стройному, подтянутому и горячему… Их тела соприкасались, и между ними был такой тонкий слой одежды…

Такие горячие, не терпящие возражений, губы… Этот поцелуй был совсем не похож на поцелуй Тома Фицменерса.

Но немного похож на поцелуй капитана Роуза.

Она перевернулась на спину, и ее взгляд устремился в темноту. Она уже и забыла про это. Капитан Роуз тоже украл у нее поцелуй, но другого сходства не было, или… было?

Темная щетина? Пастух был небрит, потому что притворялся крестьянином; капитан Роуз – потому что был капитаном Роузом. Он, конечно, не крестьянин, но явно человек не того положения, чтобы присутствовать на Олимпийских гуляниях.

У них была еще одна общая черта: если бы Белла была настолько глупа, чтобы поддаться чарам таких мужчин, то они оба, определенно, смогли бы ее погубить.