Но ложиться опять не стала. Мрачно уставилась на ловца снов, подаренного волчицей Лайсой, – а он, бедный, качается над кроватью из стороны в сторону, да еще и вокруг себя вертится, как заведенный. Небось сколько я спала, столько он и ловил вот это все… Хотя нет! Он же должен наоборот – не пускать ко мне кошмары всякие, верно? Может, как раз и не пустил? Разбудил меня вовремя?
– Мисс Вэртззла, – внезапно раздался надо мной голос профессора Хараймена. – А повторите-ка, будьте добры, сколько ликов у бога Хайвупуатлинена?
Фух, это я знаю!
– Он многолик! – быстренько объявила я, вскакивая с места, и едва не врезалась профессору в подбородок.
Он отпрянул, прищурился и заглянул мне в тетрадь.
– Это вы, мисс, не иначе, как их рисуете? – осведомился вкрадчиво. – Чисто символически, насколько я понимаю…
Вот же!..
Я опустила глаза, разглядывая свои каракульки. Какие там лики… Ивовые веточки да абстрактные финтифлюшки!
– Записывайте лекцию, мисс, – бросил Хараймен, отходя от моего стола. – Иначе не миновать вам взыскания. Я вами очень недоволен сегодня. Итак, дамы и господа! Из девяноста двух обличий Хайвупуатлинена в целях жертвоприношений используются лишь… Сколько, мистер Берсан?
– Восемнадцать! – мгновенно ответил за моей спиной Эрик.
– Совершенно верно. Как известно…
То есть оборотней аж девяносто два вида?! Ничего себе, я и не знала, что так много. Или это раньше столько было? Все-таки очень интересный предмет – история магии! И профессор Хараймен так его читает, будто сам везде побывал эти тыщи лет назад и лично видел древние ритуалы, битвы… Всегда заслушиваюсь его лекциями… но не сегодня.
Голос профессора делался все тише и тише и наконец превратился в неразборчивое бормотание. Потому что перед моими глазами вдруг ярко встала картинка, как Тарис мне рассказывал о сражении с драконами при Трехглавых холмах, оно по программе много дальше.
Тарис – он вообще хорошо историю магии знает, особенно военную. И когда что-то такое рассказывает, у него лицо делается совсем не бесстрастное, а словно загорается. И когда он меня обнимает, тоже весь будто светиться начинает… Даже когда просто пальцы мне разминал, лицо у него менялось…
Тарис-Тарис. Как же мы с тобой работать-то вместе сможем, если у меня от одной мысли про тебя внутри будто шоколад тает… Точнее, шоколадное мороженое: и сладко, и холодок до озноба, и…
– Мисс Вэртззла!
– А?! Ой, простите, профессор!
Я опять вскочила и с удивлением увидела, что аудитория пуста. Только в дверях маячит Эрик… а Хараймен опять стоит около меня, скрестив на груди руки. И брови сдвинул, отчего его худое, длинное лицо стало грозным.
– Не посмел бы мешать вашим размышлениям и явно неодолимому творческому порыву, – он указал глазами на мою тетрадку, где обе странички были сплошь покрыты рисуночками, – но увы, занятие окончено!
Это что ж я, звонок даже не слышала?!
Сама чувствуя, как неумолимо краснею, я быстро собрала сумку и зашагала на выход, сопровождаемая насмешливым напутствием:
– Не забудьте перевести вашу символику в текстовый вариант, мисс. На следующей лекции я непременно проверю, как вам это удалось!
Бе-бе-бе…
Понятно, что огрызнулась я только мысленно, да тут же об этом и забыла, потому что Эрик так никуда и не ушел. Привычно забрал у меня сумку и предложил:
– Пойдем воздухом перед лантуанским подышим? Ты какая-то грустная сегодня, Хелли! Не выспалась?
И опять эта искренняя забота в голосе.
Вот скажите мне: дружба, она что – подразумевает беспрерывное общение при каждом удобном случае? Чтобы на лекциях все время рядом садиться, сумку за мной таскать, на переменках не отходить… Так он никогда себе девушку не найдет! А я буду в этом виновата…