– Ну что ж, «шутник» сегодня больше не придет…

– Полагаете, это была шутка? – почему-то оскорбился Самойлов.

– Я пока ничего не полагаю. Мой вам совет: выпейте водки и ложитесь отдыхать. А послезавтра прошу ко мне. До свидания.

Щукин вышел на улицу. Темно. В ночном воздухе стоял ядреный запах цветущей акации, он перемежался ароматами зелени. В этом году май относительно прохладный, зелень лезет как из рога изобилия, а обычно к июню стоит жара, солнце успевает пожечь флору. Подойдя к автомобилю, Щукин оглянулся. В глубине двора небольшой домик, ворота гаража выходят прямо на улицу, посему не возникает вопроса, как «шутник» проник в гараж, он просто вошел с улицы за въехавшей машиной.

К Щукину подбежал Гена, сообщил, что никто из соседей не хочет разговаривать ночью.

– Завтра опросишь, – бросил он в ответ, открывая дверцу авто.

– Я такого цирка даже в кино не видел, – садясь в машину, хохотнул Вадик. – На что американцы фантазеры, и то не додумались слепить боевик из семи пуль мимо цели.

– В боевиках героев поливают из автоматов и не попадают, – возразил Гена. – Но я согласен с Вадиком: стрелять, целясь с двух шагов, и не попасть… это надо быть слепым. А по всем показаниям потерпевшего стрелок был зрячим, ведь Самойлов заверяет, что он ловил его, то есть выбирал место, и стрелял точно по Валентину. Но не попадал. Может, он не собирался попадать, специально стрелял мимо?

– В таком случае в поступке стрелка нет логики, – поспешил сказать Вадик. – Зачем он тогда вообще стрелял? Не знает, что за подобные шутки заводят уголовные дела? А что вы думаете по этому поводу, Архип Лукич?

– Честно говоря, не знаю, что думать, – признался Щукин. – Дело-то мы заведем, а вот доведем ли его до конца… вопрос, конечно, интересный.

– Что тут думать, – пожал плечами Гена. – Совершено покушение на убийство.

– Покушение! – хмыкнул Вадик. – Моя бы воля, я бы квалифицировал действия стрелка как разбойное нападение.

– С какой целью? – фыркнул Гена. – Ограбления не было, все цело.

– Тогда я бы назвал данный инцидент крупным хулиганством, – не соглашался Вадик. – Но покушение – это сильно круто. Стрелявший даже не ранил Самойлова.

– Ничего себе – хулиганство! – возмутился Гена. – Обойму выпустил и сбежал! Точно, это покушение, только смысл его непонятен.

– Не спорь, Вадик, – разворачивая машину, сказал Щукин. – Действия стрелка квалифицируются как покушение на убийство. Тебе напомнить? Убийство – это умышленное причинение смерти другому человеку, а покушение – это когда некое лицо пыталось осуществить преступление, то есть убить, но не довело его до конца по не зависящим от него обстоятельствам. Например, патроны кончились.

– Ой, да знаю я все наши закорючки, но не согласен с ними! – со свойственным ему максимализмом воскликнул Вадик. – Суть в чем? Если он пришел завалить Самойлова, почему не завалил? Ну да, бывает, сразу и не попадают, правда, с большого расстояния. Но ведь стрелок-то находился в гараже! Не прятался, не боялся, что его узнает Самойлов. Хорошо, не попал раз… ну, два… пусть три раза не попал, но не семь же! На фиг тогда стрелять?

– Я думаю, стрелок припугнул Самойлова, – вывел Гена.

– В данной истории меня настораживает другое, – произнес Щукин. – У Самойлова нет заклятых врагов, у которых был бы повод убить его или припугнуть, следовательно, трудно будет установить мотив. А стрелок пришел, имея мотив.

– Ничего, ночь переспит, вспомнит, с кем в детском саду горшками дрался, глядишь, и тайный враг найдется, – успокоил Вадик. – Нет, не понимаю! Почему он стрелял? Или даже так: почему он не попадал?