– Готова ли королева сдаться на мою милость? – вздохнув от восхищения, спросил я, затем протянул к ней руки (мои пальцы были унизаны кольцами, безусловно, она их сразу узнала) и кивнул музыкантам: – Будьте любезны, сыграйте нам павану.

Зазвучала музыка, и мы начали танцевать.

– Я узнала вас, милорд, – прошептала Екатерина, когда мы сблизились в танце.

– Неужели? – Я наслаждался игрой. – А вы уверены?

– Естественно, – ответила она, проходя мимо и задевая меня полой бархатного плаща. – Я узнала бы прикосновения ваших рук среди тысяч других.

Я загадочно улыбнулся. Меня всегда очаровывали легенды о королях и принцах, которые странствовали, переодевшись в простое платье, – так поступали еще римские императоры и даже Генрих V до его восхождения на престол. Это могло стать опасным приключением (если бы о ваших планах прослышали враги), однако я мечтал о подобном путешествии.

Вдруг Екатерина побледнела и, пошатнувшись, припала ко мне. Она прижала руки к животу. Музыканты продолжали упорно играть, но королева стояла как вкопанная. Потом, вскрикнув, она рухнула на пол.

Мы потрясенно застыли. Не растерялся только Уолси (вездесущий Уолси, который забежал на минутку, дабы убедиться в достойной подготовке нашего полночного пиршества).

– Лекаря, – тихо приказал он ближайшему пажу невозмутимым тоном. – Отнесите ее величество в родильные покои. Как, они еще не готовы? Тогда в ее опочивальню.

«Лесные братья» галантно перенесли Екатерину на ее кровать. Фрейлины, лекари и слуги – все собрались в спальне королевы, притащив чистое белье, лекарства и медицинские инструменты.

Моя жена заходилась криком, испытывая древние муки деторождения. Лишь к рассвету ее страдания закончились: младенец, уродливое недоразвитое существо, покинул чрево на три с половиной месяца раньше положенного срока. Мертвое дитя унесли в унылых рассветных сумерках и закопали в неизвестном мне месте. Я пребывал в страшном расстройстве и не хотел даже слышать о церковных обрядах.

Сумеречный утренний свет пробивался через шторы, когда я пришел навестить Екатерину. Побледневшая и покрытая испариной, она лежала на кушетке, а слуги перестилали ее кровать, убирая пропитавшееся кровью белье. Королева сжимала в руках распятие. Она напоминала мертвеца с полуоткрытым ртом. У меня мелькнула чудовищная мысль: как уродливо выглядят роженицы. Я не узнал мою Екатерину, передо мной была пятидесятилетняя старуха с суровым незнакомым лицом.

Я опустился перед ней на колени, но она спала глубоким сном и даже не шевельнулась. Наконец я поднялся и покинул опочивальню. Несмотря на бессонную ночь, усталость совсем не мучила меня, напротив, мной овладела необычайная жажда деятельности. Я решительно вернулся в будуар жены, где по-прежнему горели факелы, освещавшие наш бал, и погасил их, а затем бодро направился в свои покои. Рассвет выдался отвратительный. По стеклам хлестал мокрый снег. В коридорах стоял холод.

Раньше я с нетерпением ждал зимы. Мне хотелось морозного снежного Рождества, и вот оно наступило. Достаточно было приказать, и любое мое желание исполнялось… Или так мне казалось…

Ведь то, чего я хотел больше всего на свете, что всеми силами стремился сохранить, пропало безвозвратно.

Уилл:

Да, по-видимому, Гарри утратил магическую власть над судьбой, дарованную ему в качестве искушения на столь краткий срок. И он проведет в попытках вернуть ее последующие двадцать лет – в эти годы произойдут самые разнообразные события, однако чудо так и не свершится. Они прошли для него мучительно, хотя существенно не затронули и не изменили его, лишь привели в смятение, породив гнев, смешанный с обидой, поскольку он, Генрих, король Англии, был отдан на милость ведьмы.