– Ваше величество, сколько раз уже королева… – Он смущенно умолк, не решаясь задать деликатный вопрос.

– Да, да, это ее шестая беременность, – повысив голос, заявил я. – Но она близится к концу и на сей раз проходит хорошо и спокойно. Не задавайте мне хитроумных политических вопросов, а молитесь за меня, Уолси, ведь вы кардинал!

Я не удивился бы, если бы он забыл, как нужно молиться. Да и обращался ли Уолси к небу хоть раз в жизни? Или он не имел призвания к духовному служению и просто потакал своим амбициям, не гнушаясь никакими средствами? Я смахнул деловые документы с гладкой столешницы, инкрустированной мозаикой.

– Помолитесь за меня, за моего будущего ребенка! Это ваша единственная миссия на данный момент.

Екатерину перевели в родильные покои 18 февраля 1516 года, и после непродолжительных схваток она родила здоровую дочь.

Переполняемый счастьем, я обнял обеих и сказал:

– Мы назовем ее Марией.

И мысленно добавил: «В честь моей сестры. Пусть она будет так же привлекательна и любима, как моя сестра Мария Тюдор-Брэндон».

– Как Богоматерь, – прошептала Екатерина.

Весь двор ждал этой новости в приемной. Я распахнул створки больших дверей и встал на пороге, широко расставив ноги.

– У нас появилась прекрасная принцесса! – объявил я. – И поскольку на сей раз родилась здоровая девочка… то, пожалуй, по Божьей милости, за ней последуют такие же мальчики!

Эхо восторженных криков отразилось от позолоченного потолка.

Венецианский посол Юстиниан приблизился ко мне шаркающей походкой, всем своим видом изображая печаль.

– Мне крайне жаль, ваша милость, что после ваших предыдущих потерь на свет появилась девочка. – И он, потупив взор, прошелестел у меня над ухом: – Возможно, Господу неугодно, чтобы у вас рождались наследники мужского пола.

Болван!

– Неужели я не такой, как другие мужчины? – воскликнул я.

Юстиниан, похоже, предпочел не услышать меня.

– Неужели я не такой, как другие?.. – громко повторил я, обращаясь уже ко всем придворным.

Мне не удалось совладать с собой.

Уилл:

Да, этот вопрос не давал Генриху покоя: «Неужели я не такой, как другие мужчины…» Через много лет Джордж Болейн обрек себя на смерть, огласив на суде заявление о том, что они с сестрой Анной смеялись над недостатком мужской силы Генриха.

«В нем нет ни крепости, ни живости» – такими, по-моему, были его слова.

Конечно, суд происходил спустя два десятка лет после яростной вспышки Генриха в ответ на слова Юстиниана, но, полагаю, в этом отношении королю вечно не хватало уверенности в себе.

И что ж тут удивительного? Первая жена в конечном счете предпочла молитвы и исповедника. Вторая высмеивала его мужественность и изменяла ему с придворными. Третья утешила его, но быстро умерла. Четвертая оказалась на редкость безобразной… но тем не менее ему пришлось пойти на унижение, чтобы добиться аннулирования брака, не завершенного консумацией. Пятая предавалась пороку с размахом, выставив короля на публичное осмеяние. Ко времени шестого брака болезни изрядно подточили его тело, и ему уже требовалась не жена, а сиделка. Поговаривали, что последняя невеста Гарри ответила на его предложение следующими словами: «Сир, лучше бы мне стать вашей любовницей, чем супругой!»

Представьте же себе нашего монаршего многоженца: он встает ранним утром, исполняет королевские обязанности, но кем он становится к позднему вечеру? Неужели ему отказано в обычных мужских качествах? Отчего же он «не такой, как другие мужчины»?

Безусловно, в юности Генрих обладал крепким здоровьем. Бесси Блаунт и Мария Болейн (прошу прощения, дорогая Кэтрин) подтвердили бы это. Но, увы, мы не можем спросить этих милых дам… Нет ныне ни одного живого свидетеля, который указал бы на наличие мужской силы Гарри… или ее недостаток.