– Ваша милость! – облизнувшись, воскликнул он. – Гениальная мысль!

– Она посетила меня в данное мгновение. Ее послал Господь. – Я говорил совершенно откровенно.

– Значит, мы расторгнем обручение Марии с Карлом Бургундским, – заявил он.

Сестра будет в восторге. Сначала ей не понравилось предложение выйти замуж за племянника Екатерины, юного отпрыска Габсбургов, который был младше Марии на четыре года. Но позднее она прониклась важностью этой помолвки, начала повсюду таскать с собой портрет суженого, вздыхала над ним. Она с радостью оставит эти глупости ради французской короны.

– Стать королевой Франции? Женой престарелого развратника со вставными зубами? Нет, нет, нет! – Мария отбросила подарок его величества: статуэтку Венеры с парящим над ее плечом Купидоном. – Ни за что!

Статуэтка упала, и у амурчика отвалился кончик мраморного носа.

– Милая сестрица, – уговаривал я, – он же король.

– Он отвратителен.

– Вы – королева Франции! Подумайте об этом, моя дорогая, подумайте хорошенько. Вас будут прославлять в песнях и стихах, вы станете первой дамой Европы. Сможете жить, как пожелаете, носить изысканные наряды, драгоценные украшения.

– А по ночам? – прищурилась она. – По ночам я буду за них дорого расплачиваться.

– Что значат пятнадцать минут заурядного долга в сравнении с двенадцатью часами власти и роскоши? – произнес я с самым небрежным видом, промочив горло хересом из дорогого серебряного кубка.

О боже, если Мария не воспримет мой прозрачный намек, мне придется применить силу против любимой сестры.

– Когда вы успели стать таким жестоким? – тихо спросила она. – Я не узнаю моего брата Генриха, вы говорите как чужой, незнакомый мне человек.

Она затронула болезненную тему. Последнее время я чувствовал, как растет во мне жестокость, как она обретает четкие формы, поднимаясь изнутри, точно скала из озерной глади, вытесняя чистую и спокойную воду. Когда с губ моих сорвалось непрошеное слово «развод» и я впервые, хоть и ненадолго, восстал против Екатерины, во мне зародилась безжалостность к людям. Тогда я еще не сознавал, что в моей душе поселился чужак. А потом начал привыкать к нему, к переменам, которые совершались со мной… Королю необходимо быть жестоким… иногда.

– Да, знакомый вам мягкосердечный ребенок вырос. Он стал королем, – признал я. – Дитя видит только то, что хочет, и воспринимает только то, что ему представляется правильным. А монарх прозревает истинное положение вещей. Поймите, Англия должна заключать выгодные государственные соглашения.

– Значит, брак вашей сестры с Людовиком – прибыльная сделка для государства?

– И для вас в том числе. Вы убедитесь сами. Кроме того, – выпалил я, – он не протянет долго. Скромная жертва с вашей стороны со временем приведет к огромному вознаграждению. Вы молоды. И сможете десятилетиями наслаждаться безбедной жизнью и титулами без ненавистного вам Луи.

Лицо ее выразило не радость, а отвращение.

– Как вы можете говорить такое… Ваши слова являются для меня более тяжким оскорблением, чем предполагаемая потеря девственности с Луи. Вы погубили в себе славного Генриха.

– Нет, он по-прежнему жив во мне, – мягко возразил я.

Сменим гнев на милость, с ней нельзя рисковать. Надо определиться с этой французской женитьбой.

– Да, он проявляется, когда вы хотите использовать свое обаяние. Ведь юный Генрих, мой брат, на редкость мил. Кто же так изменил вас? Уолси? Расчетливый, амбициозный священник…

Каждый готов был обвинить Уолси во всех смертных грехах. Он стал удобным козлом отпущения.