Но я верил в моих союзников. К тому же мне и в голову не приходило, что Уолси излишне благоволит к Франции. Обладая утонченными манерами, французы слыли законодателями стиля, а он был всего лишь сыном мясника. Но все мы порой удивляем наших родителей.

– Существует еще опасность со стороны шотландцев, – сказал я, решив сменить тему, – они не подчиняются законам чести и рыцарства. И будут не прочь напасть на нас, пока мы будем воевать во Франции.

– Они давненько заодно с французами. Их объединяет, как говорят сами скотты, давний союз. Невероятно, но так и есть!

Да уж, подумал я. Необузданные, дикие шотландцы и спокойные жеманные французы. Смехотворное содружество.

– Лучше бы оставить здесь опытного командира, способного дать им отпор, – заключил Уолси.

– Говарда, – предложил я, – Томаса Говарда, графа Суррея. Он с Севера, и ему хорошо известны военные приемы шотландцев.

В этот момент возле открытой двери заплясали два темных силуэта.

– Отец! Отец! – воззвали они.

Как мило. Эти мальчуганы прониклись симпатией к заезжему священнику.

– Мама плохо себя чувствует, – пожаловались они.

– Я занят, – резко бросил Уолси.

– Она заболела на прошлой неделе, когда вас не было с нами!

Так, похоже, Уолси приходится им родным отцом. Священник обзавелся сыновьями!

– Понятно, – процедил я. – Теперь ясно, чем вы занимаетесь в гостинице «Веселое утро»! Мы поговорим с вами позднее. В Лондоне.

Меня трясло от ярости. Какое греховное предательство!

– Нет, ваша милость! Я боюсь потерять вас. – На лице Уолси отразилась искренняя тревога. – Увы, я действительно согрешил с миловидной дочерью Ларка! Я полюбил ее… но, поверьте, готов отказаться от нее! Для меня важнее всего ваша любовь! Молю, одарите меня вашим доверием, и я не взгляну больше ни на кого другого. Никогда, никогда!

– Вы покинете ее, Уолси, – сказал я. – Иначе вы больше не дождетесь от меня милостей.

Я оттолкнул с пути славных кудрявых мальчуганов, отпрысков бывшего капеллана.

– Я брошу ее! – воскликнул он. – Никогда более я не взгляну в ее сторону! Даруйте мне вашу благосклонность, сие есть мое единственное желание, единственная потребность… – взывал мой советник, семеня сзади и едва не хватая меня за полы камзола.

– Посмотрим, что вы сделаете.

В дверях гостиницы появилась хорошенькая Джоан Ларк, с печалью и страхом глядела она на меня. Теперь я понял, почему она встревожилась, когда я приехал. Все очевидно! Я ненавидел ее, ненавидел Уолси, ненавидел их здоровых сыновей.

– Они бастарды! – заявил я, показывая на детей. – Хуже бастардов, они отпрыски священника, нарушившего обеты. Большей мерзости и не придумать!

Поправший обеты служитель церкви проклят перед Богом и людьми. Уолси, ты сам оказался ненадежным тростником.

– Я предоставлю все на волю Господа, – крикнул я. – Ему одному известно, как поступить с вами!

Я ехал среди однообразных мертвых полей, по той же дороге, что и нынешним утром, но совсем иные чувства одолевали меня. На обратном пути в Лондон в голове моей вертелись одни и те же мысли: «Уолси завел любовницу. Уолси способен на страсть. У него есть дети. Жалкий церковник! Господь дал грешному священнику здоровых сыновей и сунул их мне под нос! Почему Он так жесток? Почему Он терзает мою душу?»

Наша огромная армия заняла позиции на французском берегу. Мы осадили Турне, бриллиант в оправе каменных стен неподалеку от Кале.

Да, я прибыл туда, исполнив свое желание. Конечно, у нас возникали разные проволочки и препятствия, которые расхолодили бы менее решительных людей. Но я преодолел все препоны. Меня не остановили трудности сборов, закупки снаряжения и транспортировки сорока тысяч солдат, самого большого войска англичан, когда-либо высаживавшегося в Европе. Я сломил сопротивление «осторожных» проповедников, которые предостерегали меня: «Вам нельзя рисковать собой, Англия не может потерять короля, особенно сейчас, когда нет…»