– У меня другая школа – между прочим, не менее выдающаяся…

– Какая?

– Это неважно, братец, ибо никто и не собирался брать под сомнение твои умственные способности. Так… Вспомнилось… Отрыжка прошлой жизни… Забудь. И начинай выполнять то, о чём я тебя просил!

– Перевести на русский?

– Переведи, будь добр, как любит выражаться наш командир корпуса.

– Итак, пункт первый гласит: «Немецкий солдат воюет по-рыцарски за победу своего народа. Понятия немецкого солдата…»

– О! Видишь, как я и предполагал – «понятия»! Без них – никуда… Даже паталогические садисты вынуждены придерживаться каких-то общих правил; элементарных норм приличия, что ли?

– «…Касательно чести и достоинства не допускают проявления зверства и жестокости».

– Ох, ни хрена себе рыцари… Прям озноб по коже пошёл.

– Пункт второй, – продолжил «переводчик», игнорируя многочисленные реплики и замечания своего старшего товарища. – «Солдат обязан носить обмундирование, ношение иного одеяния допускается при условии использования различаемых (издалека) отличительных знаков. Ведение боевых действий в гражданской одежде без использования отличительных знаков запрещается».

– Ну, это и козлу понятно! – в очередной раз вставил «пять копеек» Володька. – Так принято в каждой армии. Иначе – бардак, махновщина… Валяй дальше!

– Пункт третий: «Запрещается убивать противника, который сдается в плен, данное правило также распространяется на сдающихся в плен партизан или шпионов. Последние получат справедливое наказание в судебном порядке».

– «В судебном порядке»… Даже партизан и шпионов? – схватившись за голову, взвыл бывший завсегдатай лагерного «рая». – Они что, издеваются над нами, да?

– Четвёртый пункт, – как ни в чём не бывало продолжал его единственный подчинённый по вылазке. – «Запрещаются издевательства и оскорбления военнопленных. Оружие, документы, записки и чертежи подлежат изъятию. Предметы остального имущества, принадлежащего военнопленным, неприкосновенны».

– Эту чушь надо было нашим братьям зачитать. Тем, что в лагерях подыхали. Под Минском. Под Киевом, – возмущённо прокомментировал Подгорбунский. – Кого били, чем попало куда попало, а затем морили голодом под дождём или палящим солнцем… Ох и сволочи… Да ладно… Давай – не тяни резину, просвещай меня, неуча, как они – европейцы сучьи! – собираются нести нам, русским варварам, свет освобождения!

– «Запрещается ведение беспричинной стрельбы. Выстрелы не должны сопровождаться фактами самоуправства».

– Иллюстрацию этих святейших намерений мы с тобой имеем возможность наблюдать, не отходя от кассы. То есть здесь и сейчас! Тела ихних же товарищей красные безбожники собираются предать земле, так сказать, согласно христианскому обычаю, а они лютуют, будто звери. Воины света, блин! – окончательно вышел из себя наш главный герой.

– «Красный крест является неприкосновенным, – спокойно продолжал Фаворов. – К раненому противнику необходимо относится гуманным образом. Запрещается воспрепятствование деятельности санитарного персонала и полевых священников».

– О! И опять в точку! Гуманисты хреновы, блин… А как они к мёртвым относятся – любо-дорого смотреть… Под одними Ливнами двадцать тысяч наших положили и, словно собак, зарыли в землю без всяких почестей… В то время, когда мы с тобой из-за ихних мертвецов своими драгоценными жизнями рискуем!

– А ещё – может, слышали? – напарник на мгновение оторвался от чтения и перешёл на шёпот, будто собираясь раскрыть неслыханную военную тайну: – Здесь, в Баранове, около пятидесяти наших бойцов, среди которых попадались и живые, и тяжело раненные, фрицы сложили в яму с водой и, чтобы тела не всплывали, забросали сверху камнями.