– Эт-то что такое здесь происходит?!

– Ой, – вскрикнула от неожиданности Ксения (это правда, она тоже забылась, и все, о чем говорили они с Генкой, вылетело из головы) и отпрянула от коммивояжера. А Лев Михайлович, еще не вполне понимая, что произошло, уставился потемневшими от страсти глазами на вошедшего Генку.

– Чт-то… вам здесь нужно? – кое-как совладал с собой он.

– Что?! – подпрыгнул на месте Геннадий. – Он еще спрашивает, что мне здесь нужно?!

Его возмущению не было границ. Кажется, он негодовал взаправду.

– Да, сударь, я вас спрашиваю, что вам здесь нужно?! – повторил уже полностью пришедший в себя Лев Михайлович. Его естество, потеряв всякий интерес к происходящему, мгновенно впало в дрему, и пелена вожделения улетучилась. Жаржевский снова стал зрячим. Теперь перед Генкой стоял уже не сгорающий от страсти к девице любовник, а разгневанный мужчина, в нумер которого ворвался, несмотря на ночное время, незваный гостиничный служка. Причем ворвался в буквальном смысле слова, без стука и не спрашивая разрешения, что делать, согласно гостиничному уставу, категорически запрещалось… – По-о-отруди-и-итесь-ка ответить!

– А вы, господин хороший, потрудитесь ответить, что это вы проделывали здесь, в своем нумере, с моей несовершеннолетней сестрой! – взорвался Генка и приблизился к коммивояжеру явно не для того, чтобы с ним расцеловаться или предложить сыграть в подкидного.

Последняя реплика «брата» озадачила Льва Михайловича. Он скользнул взглядом по девушке, сжавшейся в робкий комочек, и решил, что, пожалуй, придется откупаться. Ведь ежели «брат» разнесет о случае в гостинице, как говорится, по городам и весям, то это может крепко подпортить его репутацию.

– Я не знал, что это ваша сестра, – уже примирительно произнес он. – Но готов загладить возникшую неловкость… красненькой.

– Что? – вскинулся Генка. – Червонец за такое семейное оскорбление?! Может, мне сейчас сбегать в участок к квартальному надзирателю, чтобы он пришел и разобрался, что к чему?

Дело принимало скверный оборот. Обращение гостиничного служки к квартальному надзирателю, явно здесь прикормленному, грозило, по меньшей мере, отступными в пятьдесят рублей. И это в лучшем случае…

– Хорошо, хорошо, – заставил себя улыбнуться Жаржевский. – Зачем же сразу бежать к квартальному? Мы с вами вполне можем сами разобраться… Полюбовно.

– Полюбовно – это как? – продолжал наседать Генка.

– Это тридцать рублей, – быстро ответил коммивояжер. И, невольно вздохнув, добавил: – Еще вот. Вашей сестре.

С этими словами Лев Михайлович выбрал из горки высыпанных на постель дорогих безделушек колечко с рубином и протянул его Ксюше.

– И все? – наглел на глазах Генка. – За попытку надругательства над моей сестрой вы предлагаете тридцать рублей и дешевое кольцо?

– Какое надругательство? – вознегодовал Лев Михайлович. – Да она по собственной воле пришла ко мне в номер! На аркане ее, если хотите знать, никто не тащил…

– Так и было? – нахмурил брови Генка, уставившись на «сестру».

– Нет, – Ксюша отрицательно мотнула головой и, отняв руки, которыми она прикрывала грудь, погрозила Жаржевскому пальцем: – Как вам не стыдно обманывать, господин хороший! А еще пожилой человек.

Гневные слова, готовые уже было вырваться наружу, перепутались, и вместо фразы, скажем, «Да как вы смеете!», оформились в единственный выдох:

– Сколько?

– Сто рублей, – не моргнув глазом, ответил вконец обнаглевший Генка.

Ксения даже вздрогнула от этих слов и опасливо покосилась на «брата», который, на ее взгляд, явно «перебарщивал». Но Генка ответил на ее взгляд невозмутимым взором и добавил, указав на бриллиантовую брошь: