– Фу! – сказал Лунев с отвращением. – Уже обделался…
– Нет, – заорал Бабай, – все скажу. Спрашивай.
– Кто был в компании, когда вы убили капитана Прахова?
– Мы не знали, что это капитан! Клянусь, паддой буду!
– А некапитанов убивать можно? Просто так, не понравился – и готов?
– Я его не убивал, клянусь…
– Кончай, Бабай, имел я твои клятвы. Кто его душил, кто резал? Быстро!
– Удавку набросил Шуба. Заточкой кольнул Гоша.
– Кто такой Шуба?
– Аллигатор. Ко всему эмигрант.
– Бабай, оставь феню, я её не люблю. Говори по-русски. Значит, Шуба беглый уголовник?
– Да, очень крутой. Псих. На игле он.
– На кого тянет помочи?
– Командир! – Бабай захныкал. – Скажу – мне доска.
– Возможно, но это потом. А сейчас – вольный полет. Выбирай.
– Толкай! Пусть подохну!
Как любой профессиональный алкаш, Бабай то и дело менял поведение. Накатывала волна хмельного остаточного обалдения, он сразу становился дерзким. Неясные видения в мутной башке не позволяли воспринимать действительность такой, какой она была на самом деле. Также внезапно дурь слетала с него, в одно мгновение превращая в слизняка, перепуганного, безвольного, больше всего желавшего взять в руки стакан с водярой, хряпнуть содержимое и закосеть. Ему казалось, что все происходящее всего лишь дурной сон, который исчезнет, едва проснешься.
– Кто такой Гоша?
– Сучонок. Его Шуба с руки прикармливает.
– Капитана били до того, как закололи?
– Потом. Мертвого. Словно охренели.
– Ты бил?
– Нет, клянусь… И Рваный не бил…
– Почему же?
– Я мертвых трупов боюсь. Век не видать свободы.
– Кто же бил?
Бабай, до которого дошло, что чистосердечное признание гарантирует жизнь, раскололся. Его понесло. Он выложил все, что знал о подельниках. Они шли кирнуть в его закуток в «красной пятиэтажке», куда заранее пригласили Зойку-черную, толстенную дворничиху, за стакан водки способную ублажить всех кобелей в округе.
– Чьи это люди? – спросил Лунев в заключение. – Где пасутся?
– Братва Гулливера. Только его самого тебе не достать.
Гулливер – в гражданском состоянии Алексей Павлович Сучков – из сорока пяти лет жизни пятнадцать провел за колючей проволокой, где именем закона Российской Федерации его закаляли на жаре и морозе. Свою кличку Гулливер, низкорослый и щуплый, получил уже при первой ходке в зону. Поначалу она звучала иронично, но постепенно интонации у произносивших её менялись. В маленьком жилистом теле билась взрывная энергия и кипела неукротимая ярость. Короткие руки удлинял нож, длиннее ножа оказывались пистолеты, которые Гулливер пускал в дело без раздумий и колебаний.
Маленький Гулливер стал большим «бугром» криминального мира. Любой из накачанных костоломов, шестеривших на него, мог ногтем придавить «бугра», и тот бы хрустнул, как таракан под сапогом. Но за Гулливером стояла система, хорошо организованная, вооруженная, отлично законспирированная и богатая. Территории, занятью криминальными группами, входившими в систему, были четко поделены. И делили их не за столом в дружеской компании, а в кровавых разборках, в которых каждая сторона несла потери.
Гулливер, родившийся и выросший в Таллине, прекрасно знавший нравы и язык эстонцев, специализировался на оружейном бизнесе. Он строго охранял секреты своих тайных транспортных каналов, имена и адреса поставщиков, пароли и явки, не позволял конкурентам лезть в свою сферу и потому был нужен всем, кто не собирался засветиться при добыче стволов.
В Приморье Гулливер попал после третьей ходки в зону, после досрочного освобождения волей демократической власти республики. На Восток его пригласили кореша, где у распахнутых океанских ворот в Японию и Юго-Восточную Азию криминальной организации требовались знающие, энергичные и решительные люди.