Наблюдаю, как девчонка достает какие-то баночки и еще один заварочный чайник. На этот раз прозрачный. Сыплет чай, заливает кипятком. Задумчиво смотрю как чаинку крутятся по спирали, а потом оседают на одно, как вода в один момент окрашивается в светлый оттенок охры, а потом темнеет.

И в который раз мысленно даю себе по ушам. Ты, Вася, совсем с катушек съехал? В голове каша, в боксерах сплошной головняк? А девочка в защите нуждается. Голуби эти шизокрылые больно странные. Юра с Ларисой. Какого хрена их днем в рощу трахаться понесло? Какие проблемы, если комнаты рядом?

– А если серьезно, Кать, может, что-то случилось, пока Юры с Ларой не было. Неспроста они тебя одну бросили, - осторожно подбираю слова, чтобы не напугать. А сам как последний балбес пялюсь на Катины руки.

Девочка режет торт, потом один кусок кладет на тарелку и передает мне. Тонкая ткань рукава плавно съезжает в сторону. В глаза бросается красная нитка изуродованной кожи. Сантиметра три, не больше.

Стопэ! Если б это было повреждение кожи от веревки, так называемый тканевый ожог, то шрам бы тянулся браслетом по периметру. А так… небольшой кусочек. Может, это тату? Специально выбила? А я разволновался. Идиот.

- Да не бросал меня никто, Василий Петрович, - вздыхает Катя, разливая по чашкам чай. – Я им сама предложила прогуляться. Это вышло спонтанно. Мне хотелось остаться одной.

- Почему?

- У них роман, им бы потискаться, а мне эта возня уже надоела. Они ведут себя как дети.

- Даже так? – приподнимаю бровь. - Странно, что их не заменили. Правилами запрещены любые личные отношения персонала.

- Так никто не знает, - вздыхает Катя.- Вы тоже никому не говорите, пожалуйста. Нельзя рушить чужие жизни. Им хорошо вдвоем. Территория охраняется. Если уж нападут, Юра сумеет меня защитить.

- А от кого ты прячешься, Кать?

- От бывшего, - нервно передергивает она плечами и на автомате касается запястья.

Всего одно движение, а у меня внутри поднимается буря. Сука. Орнитолог хренов. Найду тебя по-любому. Все кости переломаю.

- Кхм. Плохо расстались? – спрашиваю, пытаясь держаться спокойно. А внутри все клокочет от гнева. На волевых приказываю себе успокоится. Но куда там!

- Типа того, - кивает Катерина. – Его посадили даже. Но потом родственнички выкупили.

- Твари, - роняю порывисто.

- Ага, - соглашается Катя. – Говорят, он меня ищет…

- А ты?

- Прячусь и жду, когда забудет. Должен же он когда-нибудь меня забыть?

- Наверное, - киваю на автомате.

А сам мысленно усмехаюсь. Да хрен тебя забудешь, девочка! Ты одна такая.

Взгляд скользит по длинным волнистым волосам.

«Интересно, какие у Кати волосы на ощупь?» - размышляю я, в последний момент пресекая дикое желание потянуться и накрутить на палец тонкую прядку.

И услышав легкие шаги в коридоре, перевожу взгляд на торт. В кухню поспешно входит Лариса.

- Ой, вы все убрали, - тянет разочарованно.

- Позовите, пожалуйста, Юрия, - прошу, желая прогнать назойливую Катину помощницу куда подальше. – Хочу с ним потолковать кое о чем.

- Да-да, конечно, - поспешно кивает она и послушно спешит обратно, давая нам с Катей несколько минут уединения.

Мне бы насмотреться на Катерину. Запомнить. Будет ли еще возможность посидеть вот так мирно вдвоем, я не знаю, но и эту упускать не хочу.

- А хотите, я вам свои картины покажу? – неожиданно предлагает Катя.

«Йес! – ликую в душе как пацан. – Меня никто не гонит. Можно задержаться».

- Конечно, - киваю солидно. – Люблю живопись.

«Ага, знаток хренов, - хмыкаю про себя. – Ты же до последнего считал слово «биеннале» новомодным ругательством, пока знающие люди не просветили».