– Есть ли какие либо жалобы, сержант?

– Никак нет, – соврал Кирилл, поскольку жалобы у него сейчас появились. Однако рассказывать о них лагерному медику бессмысленно – все равно ничем не поможет.

– Вот и хорошо, – сказала капральша. – Галакту жаловаться, что орлу рыться в навозной куче. – И вдруг гаркнула: – Ирина!

В голосе у нее проявились такие нотки, что Кирилл возблагодарил Единого за собственную стойкость.

Из двери в боковой стене кабинета появилась еще одна дамочка, примерно одних лет с капральшей. Одета она была в белый халат, а потому воинское звание ее оставалось неясным. На внешность Ирина оказалась полной противоположностью капральше. Этакая серая мышка… и даже, скорее, не мышка, а из тех, кого приютские пацаны называли «крокодайлами». Этакий пищевой набор – лицо блином, нос картошкой, глазки луковками…

Только волосы были как волосы – оранжевый ежик. Не маскировочный цвет, конечно, но ведь медработнику в дозоры не ходить. Да и там до фомальгаута, какой у тебя цвет прически, под шлемом не видно.

– Слушаю, капрал! – сказала оранжевоволосая. Будто скрипнули несмазанные петли на дверях…

«А где же слово „госпожа“! – подумал Кирилл. – Голимый целлофан, дамочки, не по уставу обращеньице! Мырса-то, надо полагать, под началом у капральши…»

– Аппаратура готова? – Капральша смерила мырсу строгим взглядом.

– Разумеется, – проскрипела та.

– Ирина будет курировать ваше подразделение. Прошу любить и жаловать! А теперь шагайте, сержант, на обследование!

Кирилл подхватил с вешалки свой мундир с беретом и перебрался в соседний кабинет.

Почему-то он ожидал увидеть помещение заставленным различной медицинской аппаратурой, но обнаружил тут, помимо все той же вешалки возле двери, медицинской кушетки в углу (сестры-близняшки той, что стояла у Доктора Айболита и в миллионах других медкабинетов) и стола с шериданом, лишь установку в виде горизонтально расположенного цилиндра, изготовленного из блестящего материала. Этакое никелированное бревно на четырех массивных ножках…

Мырса в белом халате села за стол:

– Вашу персонкарту, сержант.

«Ну и голос, – подумал Кирилл. – Если не скрип несмазанных петель, то треск рвущегося тряпья точно».

Он достал из кармана персонкарту и отправил мундир на вешалку.

– Раздевайтесь до трусов! – Мырса воткнула персонкарту в ридер-бокс шеридана.

– На прием к врачу пришла сорокалетняя майорша с денщиком-прапорщицей. – Кирилл принялся расстегивать ремень. – «Раздевайтесь!» – сказал врач прапорщице. «Доктор, вы ошиблись, – заметила майорша. – Это я больна». – Кирилл принялся расстегивать пуговицы. – «А-а-а… – сказал врач. – Ну тогда покажите язык».

– Смешно! – Мырса вытащила персонкарту из ридер-бокса. – Не умничайте, сержант! Мне ваше тело до фомальгаута!

«А вот это явный сход с курса, – подумал Кирилл. – Достаточно посмотреть, как блестят твои глазки-луковки. Никто тебя, голубушка, тут не стыкует, потому что от одного взгляда на твою физиономию мужик перестает быть мужиком. И потому спишь ты с шайбой».

– Не умничайте, сержант! – проскрипела мырса, встала, подошла к никелированному «бревну». – Скидывайте побыстрее штаны и милости прошу в томограф, на проверку. У меня таких, как вы, еще полсотни.

Она пробежалась пальчиками по клавиатуре на боковине томографа, и ближний конец «бревна» пополз в сторону, открывая обтянутую коричневым пластиком лежанку.

Кирилл быстренько скинул брюки и забрался внутрь аппарата. Томограф с жужжанием, похожим на пчелиное, закрылся, отрезав проверяемого от внешнего мира. В наступившей темноте груди коснулось что-то холодное, и Кирилл поежился.