Вышли из болота и подходим к своим позициям. Увидели, лежит кучкой одежда Самарина, она для нас была известная, обгоревшая. А где же Самарин? Кругом осмотрели, его нет. Кто-то сказал:

– Может, переоделся и ушел с ними.

Не верили в это. Подошли к нашим позициям.

Здесь опознали только по туловищу и одежде Гончарука Василия Ивановича. Канского железнодорожника. Немцы ему выбили и выстреляли все лицо и мозги. Осталась только черепная коробка. Около него лежало семь убитых немцев. Сердце сжалось. Жаль было верного друга и героя. Постояли, посмотрели, помолчали и за дело. Велел лейтенанту занять оборону левее, я со своими – правее, а далее, вправо никого нет, стык. Немного еще продвинулись, и стал устраивать точки из разного хлама. Приходит боец и говорит:

– Товарищ командир, там ваш боец, пойдемте.

– Мои все здесь, – отвечаю. – Вот, рядом все, делают точки.

– Нет ваш.

Пошли посмотрели, а это Самарин, лежит на спине, голый. Все тело и лицо выжжено шомполами.

Накаленный шомпол вжигался в тело во всю его толщину, и мясо обугливалось вокруг него, так всего сожгли. Он не помнит, как после ему стреляли в спину, и пуля вышла в живот. Так как все были истощены, в том числе и Самарин, то у него вокруг раны был кружок крови, миллиметра два ширины и полсантиметра ширины жидкого, как чай, зеленого от травы кала.

Он был жив. Тихо шевеля губами, сообщил, что немцев много, есть русские.

По рассказам, он был председателем артели и золотоискателем. Сибиряк.

Все стоявшие около Анатолия Самарина поняли лицо фашизма, невыразимую бесчеловечность издевательств. Даже не один зверь в мире не допу стит того, как фашизм. Это поразило нас.

Доложил обо всем командиру полка, и он приказал мне принести Самарина на КП в санчасть. Двое суток мы не спали, не ели и не пили, было не до этого. Все время в ходу, да еще несли Самарина пять километров. Положили его в санчасть. Бойцов, которые со мной тащили, отправил на свои места.

Подошел к ручью попить, смотрю, у воды лежит икра. Ну, думаю, кто-то щуку поймал, а икру выпотрошил (в ручье щук не было). Вот повезло мне, взял и съел ее. Подошел к своим, старшина Григорьев Иван Николаевич говорит:

– Товарищ командир, мы лягушку поймали, сварили, давайте есть.

– Так это вы выбросили из лягушки икру?

– Да.

– Зачем я ее съел?

Поставили котелок для еды. Там от лягушки плавала одна капля жира. Впятером съели одну лягушку.

Меня вызвали на КП.

Командир полка приказал:

– Собирай всех, которые близко, около тебя.

Около елки была выкопана яма. Приказали все туда сложить. Сложили штабные документы, бумаги, рацию, противотанковые ружья и другую технику и закопали.

Когда отходили, я спросил начальника санчасти Сидоркина о состоянии Самарина. Он сказал, что Самарин уже скончался.

Так как атаковали Штаб дивизии, нас повели обходными путями туда. По пути увидели в стороне пятерых немцев. Я позвал бойцов, чтобы уничтожить их. Представитель дивизии, старший лейтенант, приказал нам вернуться. Я спросил, почему бы нам не уничтожить немцев? Лейтенант ответил: «Завяжем бой, нам не выполнить задачу».

Мы пришли в Штаб дивизии часам к 9 утра. Немцы вели бой. Командованием был составлен план операции по уничтожению противника.

Мне, с группой из десяти бойцов, было приказано занять оборону перед лицом наступающего противника. Стоять насмерть, ни шагу назад. Огонь, до наступления немцев, не открывать.

По замыслу одна группа должна была зайти и действовать справа, во фланг противника, другая группа – слева, тоже во фланг немцев. Мы осмотрели местность, и подошли к небольшому ручью, метрах в сорока от немцев. Видели, как они переползают. Патронов было мало, и бойцы начали говорить: «Вот где наша могила».