В своих воспоминаниях М. С. Воронцов отмечал, что «имел счастье» приобрести первый опыт на Кавказе в гуще военных событий того времени. Хотелось бы отметить, что сквозь эмоциональную сдержанность и лаконичность записей, присущую М. С. Воронцову, чувствуется искренняя радость предоставленной возможности испытать себя в настоящем сражении против храброго, гордого и хорошо вооруженного противника. В своих взглядах и поступках М. С. Воронцов нашел поддержку дяди – А.Р. Воронцова, который в 1803 г. писал князю П.Д. Цицианову: «Поелику нигде, кроме края, где вы командуете, нет военных действий, где бы молодому офицеру усовершенствоваться можно было в воинском искусстве, да и к тому присовокупляя, что под начальством вашим несомнительно можно более в том успеть, нежели во всяком другом месте, то по сим самым уважениям как я, так и брат мой согласились на желание графа Михаила Семеновича служить волонтером в корпусе, находящемся в Грузии»[59]. Далее граф А.Р. Воронцов замечает, что молодые годы Михаила Семеновича позволяют ему добиться чинов прямым путем, чего желают его отец и он сам. «Ко всему этому остается мне повторять то, что я и прежде писал вашему сиятельству, что он у нас один и что мы желаем, чтоб был полезен отечеству своему и для того, чтоб усовершенствоваться во всем, к тому относящемся»[60].

Таким образом, первым боевым наставником М. С. Воронцова в России был выдающийся русский военачальник, ученик А.В. Суворова – князь П.Д. Цицианов, под командованием которого российские войска вступили в войну с Персией. Кампании 1804–1813 гг. – одни из лучших страниц русской военной истории. Хотя европейские события во многом заслоняли военные операции, происходившие на Кавказе в начале XIX столетия, но для многих современников события того времени под стенами Гянджи значили не меньше, чем при Аустерлице.

Находившийся под покровительством Персии хан Джевад совершал из крепости Гянджи набеги, терроризировавшие Закавказье, к тому же Гянджа была стратегическим ключом северных провинций Персии, поэтому главнокомандующий князь П.Д. Цицианов считал захват крепости особо важным. В ноябре 1803 г. М. С. Воронцов начал свою первую военную кампанию, сопровождая П.Д. Цицианова под стены Гянджи. Они прибыли туда 2 декабря и в тот же день вступили в бой с персами, завершившийся занятием русскими окрестностей Гянджи[61]. За участие в операции 2 декабря М. С. Воронцов был удостоен первой боевой награды – ордена Святой Анны 3-й степени.

Во время одного из штурмов крепости на глазах главнокомандующего князя П.Д. Цицианова был ранен один из наиболее даровитых молодых офицеров того времени – П.С. Котляревский, чье имя впоследствии прогремит по всему Кавказу. Штурмуя крепость во главе егерской роты, командиром которой он являлся, П.С. Котляревский был ранен пулею в ногу, едва не был оставлен на поле боя. К счастью, его заметил и поднял М. С. Воронцов. На помощь к нему подскочил рядовой Богатырев, но тут же был убит пулею в сердце, и М. С. Воронцов один вынес из боя Котляревского[62]. Сам М. С. Воронцов писал, что в этот день обстоятельства сложились для него крайне удачно и ему удалось оказать помощь храбрейшему русскому офицеру П.С. Котляревскому, которого М. С. Воронцов считал одним «из бриллиантов нашей армии»[63].

Сын бедного сельского священника Петр Степанович Котляревский уже в четырнадцать лет участвовал в Персидском походе, услышав впервые свист пуль при осаде Дербента, находясь 4-м батальоне Кубанского корпуса, под началом Ивана Петровича Лазарева – известного героя Кавказа. После убийства И.П. Лазарева П.Д. Цицианов предлагает Котляревскому поступить к нему адъютантом, но тот предпочитает остаться непосредственно на полях военных действий и получает в команду егерскую роту. С описанного эпизода под стенами Гянджи начинается дружба Воронцова и Котляревского, которая будет их связывать сорок восемь лет.