– Лейра Эления, не велено отдавать вам малыша! Мне платят за то, чтобы я его кормила!

– Кто вы? – поинтересовалась я слабым и слишком уж нежным голосом, который все еще слегка резал мне ухо своей чуждостью.

– Кто я?! Кормилица, знамо! – заговорила женщина слишком громко и пронзительно.

Ребенок тут же проснулся от ее ора и захныкал, и я поспешила забрать у Анисьи свое сокровище.

«Сынок! Сыночек!» – пела моя душа, безошибочно определив своего ребенка.

Он был такой живой, теплый, настоящий! Мой! Мой! В этом не было никаких сомнений.

– Мартана меня звать, лейра. Лейра Офелия платит мне хорошие деньги, чтобы я кормила вашего сына, – продолжила кормилица, чуть сбавив тон, но не осознавая, какое отталкивающее впечатление на меня производит.

И мой малыш был вынужден пить ее молоко?

– Ах вот оно что? Ну теперь, ты уволена.

– Как уволена? Почему уволена? – сдвинула густые брови кормилица.

– Потому что я сама буду кормить своего сына, ясно? – заявила я совершенно спокойно, не удостоив неприятную мне женщину больше ни взглядом.

Удивительно, но на этот раз мой голос прозвучал куда строже, и в нем прорезались мои настоящие интонации. Так-то лучше!

Похоже, Мартана не ожидала такого отпора от «куколки» на голову ниже и с ангельским лицом. Она недоуменно захлопала пушистыми ресницами, покосилась на Анисью, снова посмотрела на меня.

– Оставь нас! – приказала я, прежде чем она затеяла спор.

Горластая особа явно не была мне ровней. Точнее, она не была ровней Элении и прекрасно это понимала. А Эления, судя по драгоценному унитазу, по меньшей мере принцесса, и меня это больше чем устраивало. Ну а я сама еще в прошлой жизни наловчилась общаться с хабалками.

Дамочка, похоже, прониклась. Покраснела вся, аж пар едва из ушей не повалил, но ничего больше не сказала и из комнаты выскочила как ошпаренная.

– Зря вы так с ней, лейра. Эта гадина обязательно вашей мачехе наябедничает.

Я слушала няню краем уха. Все мое внимание с этого момента занимал малыш. Словно пытаясь стереть память о кормилице, я поспешила дать ему грудь, и теперь Сашка ел так, словно Мартана его и не кормила вовсе. А, может, дорвался до материнского молока, которое наверняка вкуснее?

Не знаю, права ли я была в своих ревнивых мыслях, но в том, что это мой Сашка, я точно была права. Впервые взяв на руки сына, я чувствовала нечто невероятное. Он был такой… Такой маленький, но одновременно крепкий и сильный! И он так нуждался во мне, а я – в нем.

Наевшись, Сашка уставился на меня огромными, похожими на мои, глазенками, только темно-синими. Смотрел он спокойно и уверенно, словно говоря: «Держись, мама! Мы еще им всем покажем!»

– Обязательно покажем, сынок! – прошептала я тихо и улыбнулась собственной фантазии.

Неожиданно беззубый рот сына сложился в подобие улыбки.

Это правда? Он мне улыбнулся? Изумленно я смотрела на ребенка и не могла вспомнить, что читала на эту тему? Умеют ли дети улыбаться в таком раннем возрасте или нет? Да какая разница! Мой сын счастлив оказаться у меня на руках! Со мной рядом. Я это отчетливо чувствовала.

– Сынок, мы теперь будем вместе. Я никому тебя не отдам! – пообещала я, и слезы набежали на глаза.

В горле встал ком, который не давал вымолвить ни слова.

Анисья смотрела на меня со смесью тревоги и умиления, но мне отчего-то не хотелось ее внимания, поэтому я жестом велела ей оставить нас. А после устроилась поудобней на кровати, положив задремавшего Сашку рядом. Я не могла наглядеться на сына. Он был такой миленький! Я погладила светлые, с теплым серебряным отливом, волосы, довольно длинные для младенца. Перебрала крохотные пальчики на ручках…