Лезвие вошло в плоть тихо, но вышло со звучным хлюпаньем, испачканное кровью. Дворянин широким дуговым взмахом стряхнул с клинка капли и спрятал его в ножны. А затем глянул через плечо на замерших на крыльце юнцов в форме и присмиревшего трактирщика:
– Чего уставились?
– Кххх… Мы из сыскного управления, – поднял указательный палец Илай. Он не мог придумать ничего лучше, как и не мог отвести взгляда от старика, выбулькивающего кровавые потоки изо рта и раны на шее одновременно, будто ранее украденное вино. Того начали бить предсмертные судороги.
– И? – задрал подбородок дворянин. – Этот еретик напал на меня, я защищался. Все вы тому свидетели.
Сказав это, он развернулся и нетрезвой походкой направился прочь, туда, где его наверняка ждал экипаж или слуга.
– Т-ты-ы, скуда! – рыкнул Лес, явно намереваясь в два прыжка догнать убийцу и вырвать тому пару конечностей.
– Стой! – повисли на нем одновременно Илай и Норма.
– Пустите! Чего ты всех защищаешь?! Каждую мразь, – напустился Лес отчего-то на одну Норму.
– Лестер! – предупреждающе рявкнул Илай. Но Норма ответила за себя сама:
– Сейчас я защищаю только тебя, болван. Ты едва не нарушил Устав, напав на дворянина!
Лес дернул широкими плечами, но рваться в погоню больше не стал.
Диана тем временем присела на корточки у замершего в утоптанном снегу тела. Она сдвинула свою форменную треуголку на затылок и приложила два пальца к окровавленной шее.
– Мертв. Рассечена сонная артерия, и…
Старик снова дернулся и булькнул. Диана нахмурилась.
– Свят, свят! – завизжал трактирщик, замахав сальным полотенцем. – Святы серафимы, заступники мирские! – И бросился обратно в укрытие.
Из посеревшего рта бродяги вырвался сип вперемешку с кровавым фонтанчиком, затем его конечности беспорядочно задергались, будто он отплясывал какой-то омерзительный танец или в него вселился низший демон.
Лес скакнул вперед и оттащил Диану подальше, загородив ее грудью, но та высунула любопытный нос у него из-под локтя.
«Его добить бы», – пронеслось в голове у Илая при взгляде на пляску неестественно выгибающихся рук и ног еретика.
Внезапно агония прекратилась. Всхрапнув, как больной глубочайшим гнойным насморком, старик сел, сплюнул на сторону и рассеянно почесал черную от крови грудь под разорванной рубахой.
– Оби-идели, опять оби-и-идели… дедушку, – и внезапно посмотрел на них. – А вы, детишки, чего таращитесь? Ну-ка, кыш по теплым норкам! – И махнул на них шишковатой рукой.
Следующим, что Илай увидел, было крыльцо сыскного управления в быстро сгущающейся тьме и бешено раскачивающийся масляный фонарь под жестяным двускатным козырьком.
Сестры еле стояли на ногах, поддерживая друг друга за талию. Лес привалился к углу здания и тривиально блевал. Илай был близок к тому же – его мутило, как после спуска с холма внутри винной бочки.
Отдышавшись, Лес заявил:
– Будем считать, мы выпили слишком много… для первого раза.
Норма застонала.
– А еще совсем не заплатили, – добавила Диана масла в огонь и плюхнулась на крыльцо.
Впрочем, это был не худший из первых рабочих дней в империи. Уж можете мне поверить.
Утро ознаменовалось убийственной головной болью от выпитого накануне и явлением Михаэля народу. То и другое в совокупности чуть не сожгло Илая стыдом до головешки.
Но Михаэль, разбудивший геммов громовым стуком в дверь, вовсе не казался разозленным.
– Три минуты на подъем, – объявил он и, взметнув плащом, пошел стучаться к девушкам.
Ровно через три минуты, более-менее одетые и умытые – а Норма с Дианой даже кое-как причесанные, – все четверо вышли в общую комнату, где застали удивительное зрелище.