Воздвигнув это основание и вооружившись рационализмом, Кант построил всеобъемлющую, все объясняющую философскую систему, а затем поведал ее миру в серии почти не доступных пониманию работ. Так началась великая эпоха немецкой метафизики, возвышенной и многословной. Гегель был в восторге: вот он, ум столь же энциклопедический (и столь же прозаичный), как и его собственный.

Гегель прилежно штудировал Канта, дополняя его чтением греческих классиков и собирая урожай для своей «мельницы цитат». Уже тогда, в те ранние годы, товарищи называли его «старичком» – как по причине его внешней невзрачности, так и из-за маниакальной страсти к учению. Ко времени окончания университета в 1793 г. Гегель не выказывал ни малейшего намерения связать свое будущее с церковью. Более всего ему хотелось занять академический пост и преподавать в университете, но, как ни странно, ему удалось получить лишь среднюю степень. В выпускном свидетельстве указано, что его познания в философии недостаточно хороши.

Как это часто случается с людьми блестящего ума и еще чаще с посредственностями, книги по философии и другим предметам, которые Гегель читал в университете, почти не имели отношения к программе курса. Решив продолжать в том же духе, он, чтобы зарабатывать на жизнь, начал давать частные уроки. С этой целью Гегель на три года уехал в Берн, столицу Швейцарии. В это время он много занимался в библиотеке и жил довольно уединенно, находя утешение в общении с природой.

Впечатления от эффектных альпийских пейзажей – любопытный штрих к психологическому портрету Гегеля. «Природа примиряет меня с самим собой и с другими людьми. Поэтому я так часто ищу защиты у нашей истинной матери. Она помогает мне отгородиться от людей и не вступать с ними в какие-либо соглашения».

При этом величественные альпийские вершины казались Гегелю «вечно мертвыми», тогда как водопад представлялся олицетворением свободы, игры и вечного движения вперед.

По мнению психолога Шарфштейна, мрачные горные пики ассоциировались у Гегеля с «давящей неподвижностью депрессии», водопад же символизировал «радость освобождения от него». Независимо от того, чего в этом отзыве больше – психологического прозрения или интерпретативного преувеличения, в те годы Гегель определенно страдал от приступов глубокой депрессии, тяжкого недуга, преследовавшего его на протяжении всей жизни. (Предположение это, похоже, подтверждают и произведения, и портреты философа.)

Под влиянием своего героя – Канта – Гегель сочинил несколько религиозных трактатов, в которых критиковал авторитаризм христианства, и «Жизнь Иисуса», в которой Христос показан почти исключительно как светская фигура. Объяснения христианской доктрины в устах Христа часто и странным образом напоминают высказывания героя самого Канта: глубочайшая простота галилеянина сменяется причудливым нагромождением тяжеловесных философствований пруссака. В основу своего нравственного учения Кант положил так называемый категорический императив: «Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом»[2].

Правило это явно проистекает из заповеди самого Христа: «…во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними…»[3] Попытка превзойти Канта заканчивается тем, что гегелевский Христос говорит: «To, что вы бы хотели видеть общим законом для всех людей, в том числе и для вас, тем руководствуйтесь в своем поведении – это и есть основной закон нравственности»