– Да, пойдем. Отчего не посмотреть? У нас делов-то здесь не завалило! На то и приехали, чтоб на всякую штуку смотреть. Идешь, Глафира Семеновна?
– Иду, иду. Где здесь можно спуститься вниз? – обозревала она местность. – Вон где можно спуститься. Вон лестница.
Они бросились к лестнице и стали спускаться на берег к воде. Иван Кондратьевич говорил:
– То есть оно хорошо это самое море для выпивки, приятно на берегу, но ежели уж до того допьешься, что белые слоны в голову вступят, то ой-ой-ой! Беда… Чистая беда! – повторял он.
Знакомство с бакенбардистом
В крупном песке, вроде гравия, состоящем из мелких красивых разноцветных камушков, действительно что- то лежало, но не утопленник. Глафира Семеновна первая протискалась сквозь толпу, взглянула и с криком:
– Ай, крокодил! – бросилась обратно. – Пойдемте прочь! Пойдемте! Николай Иваныч, не подходи! Иван Кондратьич! Идите сюда! Как же вы бросаете одну даму! – звала она мужчин, уже стоя на каменной лестнице.
– Да это вовсе и не крокодил, а большая белуга! – откликнулся Конурин снизу.
– Какая белуга! Скорей же громадный сом. Видишь, тупое рыло. А белуга с вострым носом, – возражал Николай Иванович. – Глаша! Спускайся сюда. Это сом. Сом громадной величины.
– Нет, нет! Ни за что на свете! Я зубы видела… Страшные зубы… – слышалось с лестницы. – Брр…
– Да ведь он мертвый, убит…
– Нет, нет! Все равно не пойду.
А около вытащенного морского чудовища между тем два рыбака в тиковых куртках, загорелые, как корка черного хлеба, пели какую-то нескладную песню, а третий такой же рыбак подсовывал каждому зрителю в толпе глиняную чашку и просил денег, говоря:
– Deux sous pour la représentation! Doux sous…
Подошел он и к Ивану Кондратьевичу и протянул ему чашку, подмигивая глазом.
– Чего тебе, арапская морда? – спросил тот.
– За посмотрение зверя просит. Дай ему медяшку, – отвечал Николай Иванович.
– За что? Вот еще! Стану я платить! Тут не театр, а берег.
– Да дай. Ну что тебе? Ну, вот я и за тебя дам.
Николай Иванович кинул в чашку два медяка по десять сантимов.
– Иван Кондратьич! Вы говорите, что этот крокодил мертвый? – слышался с лестницы голос Глафиры Семеновны, которая, услышав пение, несколько приободрилась.
– Мертвый, мертвый… Иди сюда… – сказал Николай Иванович.
– Да мертвый ли?
Глафира Семеновна стала опять подходить к толпе и робко взглянула на морского зверя.
– Ну, конечно же это крокодил. Брр… Какой страшный! – бормотала она. – Неужели его эти люди здесь из моря вытащили? Зубы-то какие, зубы…
Рядом с ней стоял высокий, стройный, средних лет, элегантный бакенбардист с подобранными волосок к волоску черными бакенбардами, в светло-сером, ловко сшитом пальто и в такого же цвета мягкой шляпе. Он улыбнулся и, обратясь к Глафире Семеновне, сказал по- русски:
– Это вовсе не крокодил-с… Это акула, дикий зверь, который покойниками питается, коли ежели какое кораблекрушение. Здешние рыбаки их часто ловят, а потом публике показывают.
Услышав русскую речь от незнакомого человека, Глафира Семеновна даже вспыхнула.
– Вы русский? – воскликнула она.
– Самый первый сорт русский-с. Даже можно сказать, на отличку русский, – отвечал незнакомец.
– Ах, как это приятно! Мы так давно путешествуем за границей и совсем почти не встречали русских. Позвольте познакомиться… Иванова Глафира Семеновна… А это вот мой муж Николай Иваныч, коммерсант. А это вот…
– Иван Кондратьев Конурин, петербургский второй гильдии… – подхватил Конурин.
Последовали рукопожатия. Незнакомец отрекомендовался Капитоном Васильевичем и пробормотал и какую- то фамилию, которую никто не расслышал.