Я отправилась за водой, а когда возвращалась, в коридоре меня чуть не сбил с ног наш сотрудник Толя Горохов, молодой опер с веснушками на носу.

– Слышали, какое ЧП приключилось? Все на ушах стоят!

Он был так возбужден, что даже ухитрился прежде меня протиснуться в кабинет.

– В чем дело? – поинтересовался Ласточкин.

– Из зоопарка сбежал слон! – выпалил Толя. – Представляешь?

– А я думал, крокодил, – парировал мой напарник. – С первым апреля!

Горохов надулся.

– Нет, правда! Честное слово! – настаивал он. – Не веришь – можешь хоть у Петровича спросить!

Полковник Модест Петрович Тихомиров возглавляет наше отделение. Внешне он походит на шкаф и терпеть не может слова «полиция» и «полицейские», вместо которых упорно говорит «милиция» и «товарищи милиционеры». Кроме того, у него есть две любимые фразы: «Главное – не нарываться» и «Есть же счастливцы, которым на Багамах модели коктейли приносят, а я чем тут с вами занимаюсь?». В зависимости от обстоятельств место действия и личности, разносящие коктейли, могут меняться, но общая формула остается неизменной.

Ласточкин покосился на Горохова и фыркнул.

– Толя, сколько тебе лет, а врать до сих пор не научился, – проворчал он. – У тебя даже мочки ушей покраснели.

Горохов смутился, стушевался, потер зачем-то мочки ушей, буркнул: «Ну, ладно» – и исчез. Я поставила воду кипятиться и села за стол.

– Терпеть не могу эти первоапрельские розыгрыши, – сварливо сказал капитан.

– Я тоже, – кивнула я. Впрочем, я действительно не люблю розыгрыши. Особенно мне не понравился сегодняшний, когда Лена, которая в отделении отвечает за оформление всяких бумажек, с порога сообщила мне, что мой напарник Пашка женился. В первое мгновение я ощутила досаду, но потом опомнилась: какое, в сущности, отношение это имеет ко мне? Паша – человек свободный, один раз уже разводился, и то, что сейчас происходит в его личной жизни, меня не касается.

… Или все-таки касается? Поди тут разберись!

– А мочки у него были вовсе не красные, – заметила я вслух, чтобы отогнать лишние мысли.

– Верно, – спокойно согласился Павел. – Но он-то этого не видел.

У каждой профессии есть свои маленькие и большие секреты. Наша профессия – выяснять, кто говорит правду, а кто лжет, и, так как правда у всех одна, а способов соврать – куда больше, приходится пускаться на разные хитрости, чтобы узнать истину. Это было еще мелкое ухищрение, можете мне поверить, и все равно оно меня восхитило. Впрочем, я тотчас же поспешила принять деловой вид:

– Паш…

– Ась?

– Там в коридоре женщина…

– Что за женщина?

Я замялась. По правде говоря, я даже толком не могла объяснить, что меня в этой женщине встревожило.

– Она сидит с самого утра. Когда я приехала на работу, она уже была там. Потом привезли Савину, приехал ее муж, а она так и сидела на прежнем месте. Сейчас я выходила за водой, а она все еще в коридоре.

Ласточкин нахмурился:

– Сумасшедшая?

Наверное, в каждом отделении встречаются такие не вполне здоровые граждане. Они приходят с совершенно бредовыми жалобами и просьбами, угрожают, умоляют, обвиняют нас бог весть в чем. Старушка требует найти кошку, которую два года назад переехала машина, пьяница клянчит деньги за несуществующие сведения чрезвычайной важности…

– На сумасшедшую она не похожа, – твердо ответила я на вопрос Паши.

– Опиши ее.

– Лет двадцать семь – тридцать, пепельная блондинка, роста среднего или невысокого – так как она сидит, точно сказать сложно. Хорошо одета: голубой костюм, сумочка и туфли того же цвета.

Ласточкин забарабанил пальцами по столу.