Шэнкс знал, что Вульф нарушил традицию и лично отправился в Кроуфилд с гибридными орхидеями-альбиносами только ради того, чтобы завоевать приз и обогнать Шэнкса, который получил награду за выведенный им гибрид. Знал он и то, что Вульф мечтает выставить его на посмешище, ибо он уклонился от участия в нью-йоркской выставке и дважды отказался обменяться с Вульфом альбиносами. Достаточно было одного-единственного взгляда на гибриды Шэнкса, чтобы убедиться: всеобщее осмеяние ему гарантировано. Более того, все это не составляло загадки для Вульфа. Однако, слушая их милую болтовню, можно было подумать, что со лба у обоих струится не пот, а избыток братской любви. Зная мстительность Вульфа, побудившую его затеять эту поездку, я предвидел, что послушать их разговор будет весьма поучительно.
Из-за трагедии, случившейся в загоне, мне пришлось испытать несколько мелких неприятностей. Во время сражения за номер в гостинице ко мне подкатил молодой человек с горящими глазами, большими ушами и блокнотом. Схватив меня за лацканы, он потребовал как можно более красочного описания смертоубийства, и не только для местной газеты, но и для агентства Ассошиэйтед Пресс. Я сообщил ему кое-какие подробности в обмен на помощь в получении номера. Интерес к делу проявили и несколько других охотников за новостями, прибывших в город для освещения ярмарки.
А когда я помогал Вульфу расставлять орхидеи, ко мне подошел высокий и тощий человек в клетчатом костюме с нацепленной на лицо улыбкой, которую я узнал бы даже в Сиаме, – улыбкой человека, занимающего выборный пост и ожидающего переизбрания. Оглядевшись кругом и убедившись, что за нами никто не подглядывает, он представился как помощник окружного прокурора и, стерев с лица улыбку, горестным тоном, более уместным для бесед о смерти избирателя, почти шепотом поведал, что хотел бы выслушать мой рассказ о трагическом происшествии во владениях мистера Пратта.
Чувствуя, что это начинает меня раздражать, я, вместо того чтобы понизить голос, повысил его.
– Окружной прокурор, говорите? Хочет предъявить быку обвинения в убийстве?
Это смутило его, однако ему надо было показать, что он оценил мое остроумие, не уронив при этом собственного достоинства. Но мой возглас привлек внимание посторонних, и кое-кто из них уже остановился неподалеку от нас. Выпутался он довольно ловко.
– Нет-нет, – сказал он, – никакого обвинения в убийстве, ничего подобного. Однако желательно дополнить доклады шерифа и полиции сведениями из первых рук, чтобы избежать жалоб на небрежность следствия.
Я быстро и без всяких прикрас нарисовал ему всю картину, а он задал несколько довольно разумных вопросов. Когда помощник прокурора ушел, я оповестил об этом Вульфа, но на уме у шефа были только орхидеи и Чарльз Э. Шэнкс, и он к моему сообщению интереса не проявил. Немного погодя появился Шэнкс, вот тогда я и отправился за молоком.
Меня мучила этическая проблема, которая не могла быть решена до часу дня. После всего, что произошло у Пратта, я не знал, захочет ли Лили Роуэн отобедать со мной, а если не захочет, то как быть с двумя долларами, выданными мне Кэролайн? В конце концов я решил, что если и не смогу отработать свой гонорар, то не по своей вине.
На мое счастье, Вульф договорился пообедать с Шэнксом. Я все равно не стал бы с ними обедать – был сыт по горло разговорами о хранении пыльцы, питательных растворах и противогрибковых средствах, так что незадолго до часа вышел из главного выставочного павильона и направился к закусочной под навесом, которую обслуживали дамы из методистской церкви.