С ними нужно разобраться, навсегда. Этого мальчишку Нобусаду и принцессу необходимо нейтрализовать, навсегда.

Окончательное решение проблемы гайдзинов ясно: любым способом, какой мы только сможем изобрести, ценой любых жертв, мы должны стать богаче их и превзойти их вооружением. Это должно составить суть тайной политики нашей страны, отныне и навсегда. Как достичь этого? Я пока не знаю. Но в политике мы должны убаюкивать их лестью, не давать им обрести устойчивость, используя их глупые представления против них самих, и призвать на помощь свои более высокие способности, чтобы надежно заключить их в кокон неуверенности и ложных представлений.

Нобусада? Тут тоже все ясно. Но не он представляет собой настоящую угрозу. Она. Беспокоиться мне следует не из-за него, а из-за нее, принцессы Иядзу, она является подлинной движущей силой, стоящей позади него и впереди».

Неожиданно возникшая в его мозгу картина принцессы с торчащим пенисом и Нобусады, наделенного женскими частями, заставила его улыбнуться. «Из этого получились бы замечательные сюнга», – весело подумал он. Сюнга представляли собой эротические, ярко раскрашенные гравюры на дереве. Они были очень популярны и высоко ценились среди торговцев и владельцев лавок в Эдо. Вот уже более века они были запрещены сёгунатом как слишком вольные для представителей этого низшего сословия, к тому же их было слишком легко использовать для злого осмеяния тех, кто стоял выше на сословной лестнице. В незыблемой иерархии Ниппона, установленной тайро, диктатором Накамурой, а затем закрепленной на грядущие века сёгуном Торанагой, первыми шли самураи, вторыми – крестьяне, третьими – все люди искусства, мастера и ремесленники и последними – презираемые всеми купцы и торговцы, «пиявки на теле тружеников», как называло их Завещание. Презираемые потому, что все остальные нуждались в их умении и богатстве – больше всего в богатстве. Особенно самураи.

Поэтому в правилах, некоторых правилах, допускались послабления. И в Эдо, Осаке и Нагасаки, где жили по-настоящему богатые купцы, сюнга, хотя и запрещенные официально, раскрашивались, вырезались и с веселой улыбкой производились лучшими художниками и граверами страны. В каждую эпоху художники, состязаясь друг с другом в борьбе за славу и богатство, продавали их тысячами.

Экзотические, откровенные, но всегда с гаргантюанскими гениталиями, увеличенными до уморительно огромных размеров, лучшие из сюнга в совершенстве передавали каждую деталь, влажную и подвижную. Столь же высоко ценились выполненные в стиле юкиё-э портреты ведущих актеров, чья распущенность была постоянным предметом сплетен и скандалов, – женщины-актрисы не допускались законом, поэтому женские роли исполняли специально обученные актеры, оннагата, выше же всего ценились гравюры с изображением самых знаменитых куртизанок.

– Я бы хотел, чтобы тебя написал кто-нибудь. Жаль, что Хиросигэ и Хокусай уже умерли.

Она рассмеялась::

– Какую позу я должна буду принять, господин?

– Только не в постели, – сказал он, захохотав вместе с ней. Смеялся он редко, и она была довольна этой победой. – Просто идущей по улице, с зонтиком от солнца, розовым и зеленым, и в твоем розово-зеленом кимоно с вышитым золотом карпом.

– Может быть, господин, вместо улицы, возможно, в саду вечером, собирающей светлячков.

– А, гораздо лучше! – Он улыбнулся, вспомнив те редкие дни своей молодости, когда летними вечерами его освобождали от занятий.

Тогда он и его братья и сестры отправлялись в поля и охотились на светлячков с сетями из тонкого газа, а потом помещали крошечных насекомых в крошечные клетки и смотрели, как зеленоватый свет чудесным образом то вспыхивает, то гаснет, сочиняли стихи, смеялись и резвились без всяких забот, еще молодые.