(«хуже, чем Апонте») стала крылатой в Гаване и означала «сделать что-то очень плохое».

Страх никуда не делся, и рабство тоже. В 1844 году испанское правительство объявило, что раскрыло заговор, получивший название La Conspiración de la Escalera («Лестничный заговор»), поскольку многих обвиняемых привязывали к лестницам и били. Тысячи рабов, свободных чернокожих и мулатов были высланы, избиты, брошены в тюрьмы или казнены. До сих пор неясно: действительно ли планировалось восстание или же государство хотело таким образом избавиться от аболиционистского движения?

В 1817 году испанцы подписали с англичанами соглашение о сокращении опасной практики ввоза африканцев, но затем сахарный рынок расширился, и рабов стали ввозить контрабандой. Еще один договор, запрещающий импорт рабов, был подписан с Англией в 1835 году, однако незаконный ввоз продолжался. К середине XIX века каждый год на Кубу нелегально доставляли пятьдесят тысяч африканских рабов. Когда контрабандистов настигали в море, они просто швыряли человеческий груз за борт. Прибыль от раба, купленного в Африке и перепроданного в Гаване, составляла целых 200 %, так что торговцы могли позволить себе выбросить несколько сотен человек.


Четыре. Огонь и сахар Сесилии

La complexión podía pasar por saludable, la encarnación viva, hablando en el sentido en que los pintores toman esta palabra, aunque a poco que se fijaba la atención, se advertía en el color del rostro, que sin dejar de ser sanguíneo, había demasiado ocre en su composición, y no resultaba diáfano ni libre. ¿A qué raza, pues, pertenecía esta muchacha?

У нее был тот здоровый цвет лица, который на языке художника называется живым телесным тоном, однако, если вглядеться пристальнее, можно было заметить в нем излишнюю желтизну и, несмотря на яркий румянец, некоторую блеклость щек. К какой расе принадлежала эта девочка?[19]

Сирило Вильяверде
(Сесилия Вальдес), 1882

Свободное чернокожее население Гаваны состояло из женщин примерно наполовину, иногда даже больше, поскольку стоимость рабыни составляла всего 30 % от цены раба-мужчины, так что женщинам было куда легче выкупиться на свободу. Напротив, в деревнях женщин оставалось мало; рабовладельцы не желали иметь дела с беременными или детьми, поскольку те не могли много работать.

Гавана стала известна как город, полный женщин – красивых женщин. По аналогии иногда ее называли и городом красивых мужчин, но акцент, как правило, делался на женщинах. В романе «Наш человек в Гаване» Грэм Грин замечает: «Жить в Гаване – это жить на огромной фабрике, где беспрерывным потоком выпускают женскую красоту»[20].

Многим гаванцам, по крайней мере по их словам, нравится то, что некоторые из этих женщин, как они говорят, muy atrás, то есть обладают пышными формами. Об этом постоянно упоминается не только в разговорах и песнях, но и в литературе. В романе Эдмундо Десноса 1965 года «Безутешные воспоминания» рассказчик говорит с кажущейся серьезностью: «S-образный изгиб, образованный животом и задом, достигает совершенства в некоторых кубинских женщинах, когда он становится независимым, не связанным с остальным телом, и даже начинает обладать отдельной личностью».

Piropos, скабрезные комплименты, которые мужчины выкрикивают симпатичным женщинам на улицах Гаваны, часто восхваляют пышность форм: их сравнивают с дворцами, восхищаются их революционностью, называют победой над дефицитом – в зависимости от политических настроений на текущий момент. Реакция женщин – веселье, смущение, гнев – зависит также от их настроения, но когда замечание меткое и дружелюбное, его обычно встречают благосклонно.