Что такое расстояние в двенадцать метров, да еще и в замкнутом пространстве! Это ничего, если они не успеют выстрелить первыми, то с очень большой долей вероятности их заденет одна или даже несколько пуль, если тот, на лестнице, профи, конечно.

Голицын смотрел на выход с лестницы под неудобным для себя углом, он не мог видеть часть пространства. Шаги стихли, тот, кто шуршал на лестнице, теперь не двигался, что добавило градус напряжению, повисшему в воздухе.

Голицын прекрасно понимал, что им не удалось покинуть кубрик бесшумно. В почти пустом помещении, где не было посторонних звуков, любые щелчки и шаги слышны как никогда. А если у противника в ухо вставлен специальный прибор, который делает его слух таким же, как слух ночного животного, то на скрытное перемещение, пускай даже в почти полной темноте, никаких шансов.

Снова шуршание на лестнице – кто-то со второго этажа начал спуск.

«Второй!» – подумал Голицын и понял, что он вряд ли ошибается. Шорох прокатился по верхнему пролету, затем по нижнему и стих на первом этаже.

Прошел еще один и еще. И еще! Люди прибывали, и было понятно, что кто-то накапливается на пятачке, который на данный момент не простреливался.

А может, глюки у старлея? А?!

Ели бы им противостоял один человек, то можно было бы попробовать выяснить, кто он такой и как сюда попал. Но их там больше пяти.

Когда Голицын довел свой счет до семи, у него уже не оставалось сомнений, что это по их души, и не для того, чтобы среди ночи научиться правильно пить русскую водку.

Следом за Диденко в коридор высунулся на полусогнутых Малыш.

Отправив бойцов вперед, Татаринов и сам стал перемещаться к двери. Необходимо было видеть все самому, да и не испугать Татаринова перестрелкой. Что он, в перестрелках не был?! Был!

Малыш посмотрел на своих товарищей и по их напряженным фигурам понял, что впереди кто-то есть. Тела бойцов сжались, словно пружины …

Раздались хлопки!

Со стороны торцевого окна по коридору пролетело несколько пуль, две из которых попали в Малыша. Здоровяк охнул и стал заваливаться на сторону.

Татаринов тут же втащил мичмана внутрь, а затем высунул руку в коридор и стал поливать торцевое окно…

Понимая, что их сейчас могут зажать с двух сторон, Голицын отступил с директрисы огня в одну из комнат.

На лестнице тут же началось движение, а в следующее мгновение уже два ствола показались из-за угла и начали простреливать узкое пространство, ограниченное перегородками. Диденко, сматываясь прочь, нырнул в тот же кубрик, что и Голицын, разбрасывая от себя в обе стороны гранаты, чтобы несколько поумерить пыл нападавшей стороны.

Те, кто пришел за ними, не переговаривались, не кричали, они лишь едва слышно ступали по полу. Было слышно, как какой-то человек залазит в окно, за ним следом еще один. Видимо, взрывы гранат на них никакого особого впечатления не произвели. Спецназовцы не должны были позволить зажать себя. В конечном итоге их тогда додавили бы.

Со-о-бра-жать!

Татаринов представил, как они в семь тел ломятся по направлению к окну, и понял, что это не слишком удобный вариант, учитывая, что у них на руках уже один раненый. Самое страшное во время боя – это потерять управление подчиненными, он понимал это!

– Диденко, слышишь меня?! – запросил он по рации, но ответа не получил. Пришлось орать: – Диденко!

– Так то-о-чно!!! – ответил Диденко, окопавшийся за перевернутыми койками в одном из кубриков.

– Рацию включи!

– Не взял!

– Молодец. Мы с тобой поливаем конец коридора, остальные забрасывают гранатами лестничную клетку. Уходим в сторону лестницы!