437

Порой оглянешься в испуге,

бег суеты притормозя:

где ваши талии, подруги?

где наша пламенность, друзья?

438

Сегодня дышат легче всех

лишь волк да таракан,

а нам остались книги, смех,

терпенье и стакан.

439

Плоды тысячелетнего витийства

создали и залог, и перспективы

того, что в оправдание убийства

всегда найдутся веские мотивы.

440

Хоть я живу невозмутимо,

но от проглоченных обид

неясно где, но ощутимо

живот души моей болит.

441

Грусть подави и судьбу не гневи

глупой тоской пустяковой;

раны и шрамы от прежней любви —

лучшая почва для новой.

442

Целый день читаю я сегодня,

куча дел забыта и заброшена,

в нашей уцененной преисподней

райское блаженство очень дешево.

443

Потоком талых вод омыв могилы,

весна еще азартней потекла,

впитавши нерастраченные силы

погибших до пришествия тепла.

444

Когда по голым душам свищет хлыст

обмана, унижений и растления,

то жизнь сама в себе имеет смысл:

бессмысленного, но сопротивления.

445

Этот образ – чужой, но прокрался не зря

в заготовки моих заповедных стихов,

ибо в лагере впрямь себя чувствовал я,

как живая лиса в магазине мехов.

446

Я уже неоднократно замечал

(и не только под влиянием напитков),

что свою по жизни прибыль получал

как отчетливое следствие убытков.

447

Душа не в теле обитает,

и это скоро обнаружат;

она вокруг него витает

и с ним то ссорится, то дружит.

448

Листая лагерей грядущий атлас,

смотря о нас кино грядущих лет,

пришедшие вослед пускай простят нас,

поскольку, что поймут – надежды нет.

449

Мы сами созидаем и творим

и счастье, и нелепость, и засранство,

за что потом судьбу благодарим

и с жалобами тычемся в пространство.

450

Когда, отказаться не вправе,

мы тонем в друзьях и приятелях,

я горестно думаю: Авель

задушен был в братских объятиях.

451

За годом год я освещу

свой быт со всех сторон,

и только жаль, что пропущу

толкучку похорон.

452

Все говорят, что в это лето

продукты в лавках вновь появятся,

но так никто не верит в это,

что даже в лете сомневаются.

453

И мучит блудных сыновей

их исподлобья взгляд обратный:

трава могил, дома друзей

и общий фон, уже невнятный.

454

Из тупика в тупик мечась,

глядишь – и стали стариками;

светла в минувшем только часть —

дорога между тупиками.

455

Бог молчит совсем не из коварства,

просто у него своя забота:

имя его треплется так часто,

что его замучила икота.

456

Летит по жизни оголтело,

бредет по грязи не спеша

мое сентябрьское тело,

моя апрельская душа.

457

Чем пошлей, глупей и примитивней

фильмы о красивости страданий,

тем я плачу гуще и активней

и безмерно счастлив от рыданий.

458

В чистилище – дымно, и вобла, и пена;

чистилище – вроде пивной;

душа, закурив, исцеляет степенно

похмелье от жизни земной.

459

Тоска и лень пришли опять

и курят мой табак уныло;

когда б я мог себя понять,

то и простить бы легче было.

460

Жизни плотоядное соцветие,

быта повседневная рутина,

склеив и грехи, и добродетели,

держат нас, как муху – паутина.

461

Земля весной сыра и сиротлива,

но вскоре, чуть закутавшись в туман,

открыто и безгрешно-похотливо

томится в ожидании семян.

462

Ничтожно мелкое роение

надежд, мыслишек, опасений —

меняет наше настроение

сильней вселенских потрясений.

463

Не знаю, кто диктует жизнь мою —

крылат он или мелкий бес хромой,

но почерк непрестанно узнаю —

корявый и беспутный, лично мой.

464

Сытным хлебом и зрелищем дивным

недовольна широкая масса.

Ибо живы не хлебом единым!

А хотим еще водки и мяса.

465

Навряд ли наука найдет это место,

и чудом останется чудо.

Откуда берутся стихи – неизвестно.

А искры из камня – откуда?

466

Душа лишается невинности

гораздо ранее, чем тело;

во всех оплошностях наивности —

она сама того хотела.

467

Прихоти, чудачества, капризы —