Верка выпила кофе, причем справилась самостоятельно (обычно-то ее Костя потчует), и приплыла ко мне на лоджию, чтобы часок – пока солнце не уйдет за угол дома – тоже половить его лучи. Купальник, смена белья и какая-то одежда всегда лежат у Верки в багажнике, вернее, купальник только летом. У меня дома тоже валяется что-то из ее барахла, любовно стираемого Костей.

– Чего делать-то будем? – спросила подружка, устраиваясь на стуле, стоявшем в ногах моей раскладушки. Верка прикрыла глаза и развела руки в стороны.

– Поедем за город, – пожала плечами я.

Странный план, найденный вчера Сашкой за трубой в детском садике, мне удалось умыкнуть. Никто из местных алкоголиков про него не вспомнил. Бабки его не видели.

У Верки после изучения этого документа появилась трезвая мысль: надо заехать в квартиру Марины и сверить каракули с почерком умершего Вити. Ведь должна же найтись хоть какая-то бумажка, написанная его рукой? Тогда мы точно будем знать, он его рисовал или нет. Как раз польем цветы.

Я согласилась с подружкой, и в результате мы решили, что после посещения Витиной и Маринкиной квартиры в любом случае поедем за город – хотя бы для того, чтобы искупаться. Правда, настроения купаться не было: я беспокоилась из-за Кости. Но под лежачий камень (и меня, лежащую на лоджии) вода не течет. Нужно было действовать. По крайней мере, искать амазонок.

Хотя я не думала, что они прихватили моего брата. Если бы они брали людей в заложники или даже насильственным способом искали себе клиентов, то мне бы уже позвонили с требованием выкупа, оплаты услуг – или вообще с какими-то условиями. Но никто не звонил.

Сам по себе братец никому не нужен. Если специально хватали его, то только за какие-то мои грехи. Кто-то из тех, кому я в прошлом перешла дорогу? Но большая часть этих людей давно в могиле, а оставшиеся… Вроде бы у меня нет настолько серьезных врагов, а все знакомые (и многие лично не знакомые) теперь в курсе, что за моей хрупкой спиной стоит Алексей Петрович Карташов (что в прошлом даже останавливало кое-кого из врагов), готовый (или так считают) оказать мне содействие в решении проблем. Правда (насколько известно мне самой), Алексей Петрович обычно сам желает меня использовать в своих корыстных интересах. Афганец Костю хватать бы не стал, прямо заявив, чего хочет на этот раз. Более того, он ведь знает, что я и обидеться могу после пережитых беспокойств за брата. И придумаю для Алексея Петровича какую-нибудь гадость, в разработке которой также примут участие мой сын и любимая подружка. Алексею Петровичу уже приходилось иметь с нами дело, поэтому он понимает, что может замучить отдача. А кто не понимает?

И вообще подхожу ли я для шантажа? Кого выбирают шантажисты? Того, у кого есть достаточно средств, чтобы заплатить, и имеются за душой грешки, которые человек не хочет делать достоянием общественности или правоохранительных органов. Мои грешки… Не будем о них вспоминать. Пока. Пока не предъявлены требования.

С лоджии нас с Веркой вытащил голодный сын, с удивлением обнаруживший, что еда сама почему-то не приготовляется. Ребенок в состоянии утром сделать себе бутерброды, но привык, что днем и вечером его всегда ждет горячий обед или ужин, поданный родным дядей.

Мы с Веркой провели ревизию холодильника и поняли: в крайнем случае завтра мне следует ехать в супермаркет. Конечно, в достаточном количестве имелись тушенка, макароны и килограммов пять картошки, но требовалось и что-то еще. К хорошему привыкаешь быстро, а братец приучил и меня, и Сашку, и Верку к разнообразному питанию. Но как не хотелось в магазин…