– Ого, сколько их! – сказал Самвел и потер руки.

– А вон там еще арбузы! – прокричал Сергей.

Мы принялись собирать урожай, сожалея, что не сможем унести много. Я спокойно и расслабленно бродил по бахче, высматривая дыни покрасивее и поаппетитнее. Теплый ласковый ветер поглаживал тело, волновал листья. Дыни, смирно лежавшие на земле, улыбались мне. Блаженную тишину нарушил крик Сергея:

– Шу-у-у-у-хер! Сто-о-о-рож!

Мы пулей рванулись с места, словно легкоатлеты после выстрела стартового пистолета. Адреналин яркой вспышкой ослепил глаза. Лишь спустя мгновение я пришел в себя и будто бы наблюдал за происходящим со стороны. Я бегу со всех ног по неровному ухабистому полю, спотыкаясь о комья сухого чернозема. Косой линией пересекаю ряды бахчи и мчусь к железной дороге. В руках сжимаю две небольшие дыни, сердце колотит по грудной клетке, густой жаркий воздух бьет в лицо и гудит в ушах. Самвел кричит: «У него ружье!» Я в страхе ускоряюсь до предела, инстинктивно сжимаюсь и щурюсь, ожидая выстрела в спину или в пятую точку. Боковым зрением замечаю друзей, они тоже бегут со всех ног, унося с собой урожай. Кажется вот-вот, уже в следующую секунду, послышится оружейный хлопок, кто-то из нас вскрикнет от боли и упадет, сраженный пулей… Я бегу и молюсь, чтобы все обошлось. Сергей же несется вперед и почему-то заливается смехом. Кажется, дуло ружья сторожа направлено нам в спины и выбирает цель… И вот наконец они – спасительные линии блестящих в полуденном солнце рельсов. Мы пересекаем их, словно финишную черту, ныряя вниз по склону. Все, здесь ружье сторожа нас не достанет. Мы сворачиваем за холм и скрываемся среди знакомых зданий района. Страх в один миг сменяется эйфорией и восторгом. Отдышавшись, мы садимся на покосившуюся лавку, смеемся и сдаем добытое к общему столу. Я протягиваю дыни, на желтых плодах темнеют вмятины от моих пальцев. Самвел ставит на асфальт небольшой арбуз. Сергей сваливает в кучу початки кукурузы.

– А кукуруза нафига? Что мы с ней будем делать? Ее ж варить часа два, – говорит Самвел.

– Не знаю, дыню не успел сорвать, уже возле железки схватил что под руку попалось, – отвечает Сергей.

Мы смеемся. Перочинный нож разрезает дыни на дольки. Аромат безмятежного лета окутывает нас, сладкая мякоть тает во рту. Это наша награда.

Наша семья жила небогато, мы не голодали, но и роскошью похвастаться не могли. Сладкое было желанным подарком. Появится дома коробка конфет, и мы счастливы. Сладости у нас никогда не лежали долго и съедались сразу же. Одним обыкновенным вечером произошло невероятное событие: моя тетя принесла в подарок целый блок жвачек «Турбо». Счастью не было предела, подобный сюрприз в то время стал для меня настоящим чудом. Жвачки мы покупали поштучно в магазине на углу или у бабушек с рук. До этого момента я ни разу в жизни не держал в руках более пяти жвачек одновременно, а блоки желанных лакомств видел лишь в магазинах, по телевизору и когда кто-то из одноклассников раздавал их по случаю праздника. В школе было принято в свой день рождения приносить угощения и по завершении уроков угощать всех. Кто-то приносил специально испеченные пироги, торты или печенье, а другие угощали покупными сладостями. Один из моих одноклассников принес целую коробку киндер-сюрпризов. Глядя на эту гору шоколадных яиц, красиво сложенных на полках картонного дома, я восхищенно думал: «Наверное, его родители – миллионеры».

С большим воодушевлением мы с сестрой ожидали пятое число каждого месяца. В этот день мама получала зарплату, и мы знали, что будут конфеты. Такая сложилась традиция. Причем они появлялись вне зависимости от того, дали маме зарплату или нет. Когда я стал зарабатывать сам, долгое время не мог привыкнуть, что в доме на постоянной основе может быть шоколад. Двадцатого числа каждого месяца – мамин аванс. В этот день она всегда покупала заветную плитку молочного шоколада, делила на две части и вручала нам с сестрой. Свою половину я берег и растягивал сладостное удовольствие, съедая по одному-два квадратика в день. Сестра же действовала более расточительно: наслаждалась своим шоколадом сполна, съедая все и сразу. После чего без доли стеснения просила шоколад у меня. Такая наглость и самоуверенность вызывали во мне одновременно раздражение и восторг. Ведь я так не умел. Казалось, признаки гедонизма отсутствовали во мне уже с детства. Позже нам стали выделяться карманные деньги: по десять рублей с аванса и по пятнадцать рублей с маминой зарплаты. Это были весомые для нас суммы. За полтора рубля можно было купить мороженое в вафельном стаканчике, за два рубля – эскимо, а сникерс стоил два рубля семьдесят копеек.