– Я сделаю одолжение твоему отцу, Пато – снова заговорил он. – Я преподам тебе урок вежли….

Не окончив фразы, Мако прыгнул в сторону противника, выбросив вперед правую ногу, нацеленную во внутреннюю часть бедра. Удайся ему этот прием, и Пато, потеряв равновесие, наклонится чуть вбок и вперед, подставляя свой затылок под тяжелую и натренированную ладонь. И поединок был бы окончен, едва начавшись, к чему и стремится любой воин. Но случилось то, чего Мако никак не мог ожидать – Пато шагнул вперед.

Что произошло дальше, поняли только два человека: сам Мако и его отец, подошедший в самый последний момент, но успевший застать развязку. А случилось следующее:

Шагнув вперед, Пато, тут же раскрутившись на пятке, совершил оборот на триста шестьдесят градусов и оказался за спиной у все еще находящегося в воздухе Мако. В следующий миг он сделал шаг в его направлении и схватил одной рукой того за пояс, с силой потянув на себя и вверх. Ноги Мако взмыли вверх, а голова нацелилась в землю. В тот же миг, второй рукой ухватив его за шею, Пато впечатал того лицом прямо в пыль. Это было унизительно и обидно. Взвыв раненым зверем, Мако попытался стряхнуть со спины обидчика, но тот основательно занял позицию и уступать не хотел. Вырваться из этих медвежьих объятий было невозможно.

Пато хотел было подразнить поверженного противника, но счел это лишним и просто продолжал удерживать его лицом вниз, заставляя вдыхать пыль, лежащую на Спорной черте.

– Я убью тебя! Слышишь? – задыхаясь от гнева, хрипел Мако. – Ты никогда не станешь ганом, никогда!

Вздохнув, Пато ответил:

– Лаяла собака на луну… – и еще раз вдавил его лицом в пыль.

– Йи-ках! – крикнул кто-то, и в следующий миг Пато и его противник взмыли в воздух, поднятые некой могучей силой.

– Довольно!

Между ними стоял и держал обоих за шиворот отец Мако. Это был стройный, как все воины их племени, не молодой, но все еще полный сил человек. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять – не шути с ним, это может оказаться последней в твоей жизни шуткой.

Люди, собравшиеся было вокруг, с появлением этого человека как по сговору стали расходиться: кто-то вспомнил о неотложных делах, кто-то о том, что его очень ждут дома. Связываться с ним не рискнул бы никто.

Когда улица опустела (скрылись из виду даже вездесущие малыши), Пато был вежливо отпущен. Мако повезло меньше – его, как нашкодившего щенка отбросили в сторону, сопроводив вдогонку несколькими нелицеприятными выражениями.

Сейчас, когда все закончилось, Пато не ощущал никакой неприязни к поверженному врагу. Да и врагом как таковым тот ему не являлся. Даже стыдно стало за то, что они натворили: дрались больше на потеху людям, чем доказывали свою правоту друг другу. Да и что доказывать?

Оторвав взгляд от удаляющегося Мако, он вдруг вспомнил, что он не один.

– Ты бы не согласился со мной побеседовать, Пато?

Отказать воину на вежливую просьбу? Пато не был так глуп, как считают многие.

– Это будет честью для меня, уважаемый Грако.

Миновав несколько домов, Пато и его спутник свернули и, пройдя еще несколько сотен шагов, оказались у жилища Грако. Дом возвышался над прочими и имел внушительный вид. С первого взгляда становилось понятно, кто обитает здесь. В отличие от прочих этот дом имел основательную ограду из плотно подогнанных между собой жердей, которые клонились наружу, ощерившись заостренными вершинами. Между двух массивных столбов располагались не менее внушительные ворота, стянутые железными пластинами с заклепками. Узкие вертикальные отверстия с обеих сторон давали возможность лучникам расстреливать нападающих, оставаясь в относительной безопасности.