А чёрная кофта с длинным рукавом той же марки хорошо так скаталась от частых стирок. Добавим к этому затёртый кожаный рюкзак, не убиваемые берцы и куртку, что тоже нашлась и была обыскана лично мной. Ничего противозаконного в простенькой косухе из безымянного магазина одежды не нашлось, зато аккуратно зашитая дырка была тут как тут.
И всё это вызывало резонанс ещё больший, чем моё к ней незапланированное желание.
— Конкретнее. — Я удаляю файлы с флешки, форматирую её, достаю из компьютера и встречаюсь с Майей взглядом.
— Всё, что получится достать, — отвечает она очень неохотно. — Любую информацию, вплоть до расписания уборки в туалетах.
Хмыкнув, под её протестующий вопль я ломаю флешку пополам, но не выбрасываю в мусор. Собираю все части на стикер, сминаю и убираю в карман пиджака, собираясь сжечь. Или выкинуть в реку, что тоже вариант.
— Ты должен мне флешку, — бурчит Майя.
— А ты мне полтора миллиарда. Так и быть, я вычту из них стоимость этого антиквариата. А теперь, мышка Майя, главный вопрос.
Подойти, нависнуть над девчонкой, которая изо всех сил пытается быть дерзкой, но всё равно съёживается. Податься ещё ближе.
— Кто заказчик?
И мышка смелеет — упрямо поджимает губы, пальцами добела стискивает подлокотники кресла. Такая принципиальная?
— Кто. Заказчик.
Одной рукой прижимаю её запястье к креслу сильнее, чем надо и она морщится. Костяшками второй веду по нежной коже щеки, чтобы положить ладонь на шею над ключицами и легко сжать.
— Не вынуждай меня, мышка, — тихо и не отводя взгляда. — Моё дело — это моя жизнь.
— Неудивительно, раз ничего другого нет, — смело вскидывает она голову. — Хотя у тебя же Аня.
Рука на шее сжимается чуть сильнее.
— Не о том думаешь, Майя Андреевна.
И вот здесь она пугается по-настоящему.
Что, мышка, думала, я обойдусь одним твоим именем? Плохо меня знаешь. Пока плохо, но и это мне скоро предстоит исправить.
— Ты… ты… — Ей не хватает воздуха, короткие и частые вздохи предваряют настоящую панику.
Криво усмехнувшись, я убираю руки, присаживаюсь на стол и просто смотрю. На то, как уже она хватается за собственное горло. Как испуганно расширяются зрачки, как бледнеет загорелая даже сейчас, в середине весны, кожа.
— Я, мышка, не работаю с тем, о ком ничего не знаю. — И вроде ничего особенного в ней нет, но внутри вдруг подаёт голос несвойственная мне жалость. — А твоё лицо слишком часто мелькало на первых полосах и в полицейских сводках. Года два назад?
— Полтора, — после недолгой паузы она, наконец, берёт себя в руки. Смотрит исподлобья. Похоже, до мышки доходит, что раз она всё ещё здесь, а не в лапах дюжих мОлодцев, сдавать её просто из вредности я не собираюсь. — И что дальше? Будешь шантажировать отца?
— Андрея Михайловича? — Хмыкнув, я опираюсь ладонями о столешницу. — Мне ни за каким чёртом не сдался местный олигарх. Мне даже неинтересно, почему ты сбежала от любимого папы… во сколько? В девятнадцать?
— В восемнадцать, — мрачно отзывается она, обхватывая себя руками.
— Пусть в восемнадцать, — с интересом склонив голову. — Гораздо больше него мне нужна ты.
И Майя правильно трактует мой меркантильный интерес, ещё больше насупившись.
— Видишь ли, это не просто бизнес, это моя страсть. И трогать, а, тем более, забирать своё я не позволю. Вот только одна мышка оказалась слишком исполнительной. Информацию передала, деньги наверняка получила и выбесила меня не столько фактом промышленного шпионажа, сколько наглостью.
Для лучшего эффекта посверлив её недовольным взглядом, я возвращаюсь за стол.