Она посмотрела на меня, и я поняла, что этот чертов чай точно совсем не помогает. Надо что-то повесомее заводить.

У Катерины были совершенно больные глаза.

– Я не готова рисковать. Я не смогу, просто не смогу пройти через все это снова. Червона, скажите, у нас с Андреем могут быть здоровые дети?

Тягучее состояние расслоения сознания настигло меня еще на середине ее нервного монолога, и накрыло, и затянуло киселем, а после прозвучавшего запроса тумблер предохранителя, установленного во мне заботливыми старшими наставниками и долгими тренировками, перекинуло в положение «вкл.».

Больше всего в моей работе я любила именно этот момент, когда сформулированный запрос к предсказанию выводил дар в рабочий режим и я на мгновение становилась если не всеведущей, то ужасающе близко к этому.

Карты заскользили в руках, тасуя пластиковые картинки и невнятные образы.

– Поймите меня правильно, Червона, – голос Катерины, когда она клала на столик деньги за сеанс, воспринимался отстраненно, смазанно. – Я просто хочу сэкономить семейный бюджет. Не спускать его на многочисленные исследования, которые не факт еще, что дадут внятный ответ, а сразу срезать путь из пункта «А» к пункту «Б».

Я понимала Катерину. Я даже завидовала ее характеру: оказавшись на ее месте, я наверняка задалась бы вопросами, как так получилось и кто виноват.

А она не отвлекалась на поиск виноватых. Она смотрела в будущее и шла к цели по кратчайшему маршруту.

Карты выкладывались на стол. Одна. Другая. Третья.

Смотреть на них мне было не нужно, но я все-таки смотрела. Мне не хотелось смотреть на сидящую передо мной женщину. Не сейчас, когда она начала мне нравиться. Не сейчас, когда я почувствовала к ней искреннюю симпатию.

Но единственное, что я могла для нее сделать, – это быть с ней честной.

С трудом подняв на нее взгляд, я заставила себя говорить:

– Мне очень жаль, Катя. К сожалению, я не вижу для вас возможности родить от мужа… – я запнулась, пытаясь отвязаться от скакнувшей на язык противной фразы «жизнеспособное потомство».

Ну какое «потомство», они же люди.

– Здоровых детей, – наконец справилась с задачей я.

– …Катя, послушайте, бездетный брак – это не так уж и плохо.

– …Кать, ну если вам надо выплеснуть на кого-то свою любовь, если вы хотите ребенка – в мире полно детей, которые нуждаются в вашей любви.

– Послушайте меня, ну, послушайте же. Есть же другие варианты. Ну в конце концов, Кать, ну…

Молодая, успешная женщина горько и безутешно рыдала у меня на плече, а я сбивчиво бормотала всё, что приходило мне в голову, и желала сбежать отсюда куда угодно, лучше всего – на край света.

Этот чай – полное дерьмо. Он не работает. Не годится ни к черту. Я завтра… нет, я сегодня же пойду в аптеку на первом этаже, где обслуживают только наших, а для обычных людей всегда закрыто, и куплю самую убойную, самую успокаивающую дрянь, которую там найду!

Господи, ну почему, почему именно меня она выбрала в утешители?

Я хладнокровная змея. Я не умею утешать. Я просто не знаю, как это делать.

В груди, за ребрами, противно ныло.

– Здрасьте, – сказала я стоящему за аптечным прилавком мужику с темной бородой, в черной мантии, с серебристым шлемом на голове.

И без бейджа.

Я разглядывала внутренности аптеки для нелюдей, стараясь делать это как можно менее палевно.

Всё же до этого я жила в основном либо среди своих, либо среди людей обычных, никакими сверхъестественными силами не отмеченных, а тут целое специализированное заведение для иных. Новый опыт!

Помещение было оформлено под старину: деревянные витрины, где на полках между разномастными пузырьками там и тут стояли то ли аптекарские, то ли алхимические приборы антикварного вида; амулеты; пентаграмма на полу посреди торгового зала… Впечатляет.