– А ты узнай, с кем базаришь, а то пальцы гнёшь по беспонту. Сам-то кто по жизни?

Он немного приосадился, сдулся, замолчал ненадолго.

Не скажу, что я хорошо понимаю уличную манеру общения, я всё же следак, а не матёрый опер. Но часто приходилось допрашивать всяких блатных, «синих», урок и бывших зеков, ну и «спортсменов», конечно – то есть братков старой и новой формации, хотя со временем они смешались между собой. Ну и прочих криминальных элементов было полно в моей работе.

Вот и нахватался кое-чего со временем. Да и на улице я рос, чего говорить, а когда был следаком, то не только просиживал штаны в кабинете, но и в «полях» вкалывал.

Была единственная проблема – на пацана из его среды я не тянул: и одет не так, и причёска слишком вольная. И вид не особо боевой, вроде обычный студент, как я тогда выглядел. Это потом уже будет профдеформация, что хрен отличишь от бандита. Хотя такое чаще бывает у матёрых ментов, а не у следаков.

Басмач покумекал, что к чему, и решил наглеть дальше. Тем более, молчал он какое-то время, а в такой ситуации, если молчишь – значит, неправ. Поэтому бандит решил идти до конца, чтобы не выглядеть ссыкуном.

– Да ты чё, фраер, попутал чё-то?! – взревел он.

По положению его тела, как он развернулся, я понял, что он сейчас будет бить правой рукой, целясь мне в лицо.

Поэтому я ударил первым, под дых. Басмач шумно выдохнул, я добавил ещё раз ему в морду. Тот припал на колено, издав громкий стон боли.

Но не сдался, полез в карман. Вряд ли у него ствол, но что-то опасное должно быть.

– Димка, не лезь, – предупредил я, потому что друг собирался кинуться на помощь. – Я сам.

У крыльца стояла зелёная бутылка «жигулёвского», я её подобрал, перехватил и врезал ей по башке бандита. Лоб-то у него бронированный, даже кровь не пошла, но стекло разбилось.

Он упал на задницу, пуча глаза, потом снова начал подниматься. А китайский ножик-бабочка, который он почти достал, отлетел в сторону. Я на него наступил, но забирать себе не буду. Понты это одни, такие режики, у них тупое лезвие из дерьмовой стали, таким даже не порежешься.

Я добавил ему ещё, чтобы отбить у него охоту на меня лезть. Раз-два-три, прямо по морде, отбивая кулаки. На ещё раз!

Всё, хорош, уделал его. Дыхалка кончилась, пальцы в крови, тяжело дышу, как и бывает после настоящих драк, но я на ногах, а он – лежит на земле.

И хоть адреналин сейчас пёр вовсю, я вспомнил суд, тот самый, на котором я его убил. Вспомнил, как потерпевшие давали показания, как их перебивали адвокаты Басмача, иногда даже нагло смеялись над ними, а обвинитель будто язык в жопу засунул, не мешал им. Потерпевшие беспомощно ловили мой взгляд, ведь это же я убедил их говорить, обещая защиту, они мне верили.

Эту защиту я им и дал, причём способом, которого избегал всю жизнь, стараясь честно жить по закону.

Но стрелял я в него, зная, что другого выхода нет. А вот просто избить его до крови – приятное это, оказывается, чувство. Надо было давно так сделать.

– Да ты чё, да ты чё? – жалобно пролепетал Басмач, трогая появившуюся сизую шишку над левой бровью. – Чё я тебе сделал-то? Харэ уже!

Вот как в тот раз, когда я в него стрелял – лебезит, просит пощады. Сука, нет, в этот раз ты тем раскабаневшим бандитом не станешь, это я гарантирую.

Он поднялся и торопливо ушёл, постоянно оглядываясь. Не был он самым сильным бандитом или самым умным. Зато он был по-звериному хитрым, очень жестоким и злопамятным, на интуиции понимал, с кем надо дружить, перед кем стоит пресмыкаться, а кого можно подставить. Поэтому и дорос до вершин в иерархии банды.