– Сирил, – зачем-то назвался я именем кузена. Наверно, просто хотел отомстить ему за все неприятности, которые он мне доставлял.

– Итак, Сирил, с чем пожаловали?

– Видите ли… – заговорил я, смущаясь. – Когда-то в детстве меня пытались обучить живописи, но из этого ничего не вышло. Теперь-то я понимаю, в чем дело: уже тогда моя натура стремилась к свободе, к самовыражению, а меня заставляли рисовать гипсовые кубы и унылейшие натюрморты! И вот я узнаю о направлении «наив»… Я перечел все, что сумел найти, а ваша сегодняшняя лекция просто перевернула… все мои представления о живописи!

– Ни слова больше! – воскликнул Питер и хлопнул меня по спине. Я с тревогой подумал, не отбил ли он мне легкие. – Я понял! Вы один из нас! Я сразу подумал, когда вас увидел: «О-о, этот парень свой, хоть и выглядит как лондонский денди!»

– Я очень… словом… я боюсь, в моем возрасте уже поздно что-либо менять, – печально вздохнул я. – Вот если бы кто-то согласился поработать со мной, поставить, так сказать, руку… ну, разумеется, потраченное время будет вознаграждено со всей возможной щедростью!

– Вы явились по адресу! – заявил Питер, и глаза его вспыхнули. Ну еще бы, на материалы, плату за жилье, на наем натурщиц, а еще на гулянки, должно быть, уходит прорва денег, а вряд ли ученики выстраиваются в очередь к этому домишке! Особенно денежные ученики. – Сирил, друг мой, вы даже не представляете, как вам повезло! Вы, должно быть, вообще везунчик, а?

И он игриво ткнул меня пальцем под ребра.

– Н-ну… возможно, – осторожно сказал я. – То есть вы хотите сказать, что не откажетесь позаниматься со мною?

– Ну разумеется! – взревел он. Кажется, говорить тихо он не умел вовсе. – В искусстве, милый Сирил, важна не только техника, что бы там ни говорили академисты! Куда важнее состояние духа! Внутренняя раскрепощенность! Вот с чем вам придется поработать в первую очередь – я ведь вижу, как вы зажаты! Зажаты, а?

– Есть немного, – согласился я.

– Во-от! – воздел он толстый палец. – Ну да ничего, это быстро проходит… Прямо сейчас и начнем!

– Что начнем? – не понял я и на всякий случай начал отступать к двери.

– Работать, дорогой Сирил, работать над собой! Ну а заодно я посмотрю, на что вы способны и в каком направлении вам двигаться дальше… Давайте, снимайте пальто! И пиджак снимайте! Повесьте вон там на гвоздь да засучите рукава… Сейчас я вам найду мольберт… Да куда Джо его задвинул?! А, вот он! Это мой друг, – пояснил о н, мечась по студии. – Он уехал ненадолго по делам. Не беспокойтесь, у нас с ним, считай, все общее, и он не обидится, если мы воспользуемся его вещами…

«И куда же уехал художник, не взяв с собой ничего из своего хозяйства? – подумал я, но спрашивать не стал. Мне было интересно, что дальше. – Ведь все это стоит недешево… Ну, допустим, если на несколько дней, то и ладно. Но и инспектор, и тот юноша сказали, что Джозефа не видно уже давно! Однако не скажешь точно, сколько именно дней прошло! Бакалейщик видел его в лавке, но как установить, исчез Джозеф сразу после этого или нет?»

Масса вопросов и ни единого ответа! Хотя… Я осторожно принюхался. Пахло скипидаром, красками, чем-то еще и… да! Здесь держалась едва уловимая тень того самого душного запаха, который появлялся после приема зелья. И Питер, кстати, буйно волосат, как и Джозеф, судя по описанию бакалейщика.

– Запашок, а? – весело спросил художник, пролетая мимо очень большой кометой. – Ничего, скоро привыкнете! По мне, так слаще запаха свежей краски и нет ничего!

– Мне тоже нравится, – сказал я вежливо. В одной рубашке с закатанными рукавами я чувствовал себя до крайности неуютно. – Питер, можно задать вам вопрос?