– Ваши руки, – пояснил Фиделиас. – Когда вы омывали мне ноги, пальцы ваши были теплыми. Ни одна здравомыслящая рабыня не испытывала бы в этом помещении ничего, кроме страха. Ее пальцы были бы ледяными. И еще: никто, кроме вас, госпожа, не обладал бы такой смекалкой или мастерством, чтобы отважиться на такую шутку с консулом.

Глаза госпожи Аквитейн заискрились.

– В высшей степени проницательное наблюдение, – сказала она. – Верно, я использовала Каликса, чтобы узнать побольше о намерениях Родиса. И как раз сегодня мне показалось, что я могла бы избавиться от него. Я сделала все, чтобы мой муж набросился на этого родисийского болвана, если тот помешает ему развлекаться. Однако должна признать, вы, похоже, быстро разобрались в происходящем и провели все без сучка и задоринки и без малейшей подсказки с моей стороны. И без привлечения фурий.

– Логика тоже в своем роде фурия.

Она улыбнулась, но тут же посерьезнела:

– Операция в долине… Думаете, она удастся?

– Возможно, – кивнул Фиделиас. – Но если удастся, это даст нам то, чего не достигнуть ни сражениями, ни заговорами, – возможность завоевать Алеру, не пролив ни капли алеранской крови.

– По крайней мере, напрямую, – сказала Инвидия и негромко фыркнула. – У Аттиса мало предубеждений против кровопролития. Тонкости в нем не больше, чем в извергающемся вулкане, однако если силы его направить должным образом…

Фиделиас кивнул:

– Именно так.

Мгновение женщина молча смотрела на него. Потом взяла за руку. Черты ее дрогнули, расплылись, и она вновь обернулась девушкой-рабыней: из волос исчезла седина, глаза из серых снова сделались темно-карими.

– Да, кстати. Я же получила на ваш счет приказ касательно этой ночи.

Фиделиас замялся:

– Госпожа…

Она улыбнулась и коснулась пальцами его губ:

– Не заставляй меня настаивать. Идем со мной. Я прослежу, чтобы в оставшееся время ты отдохнул как следует. – Она повернулась и двинулась дальше. – Тем более что на рассвете тебе предстоит долгий путь.

Когда сгустились сумерки, опасность все еще продолжала грозить Тави. Он не видел и не слышал своих преследователей с момента, когда скатился с почти отвесного утеса, цепляясь за редкие чахлые кустики, поэтому смертельное падение превратилось в более-менее упорядоченный спуск. Шаг был рискованный, но Тави пошел на это, решив, что веса взрослого марата кусты не выдержат.

План увенчался успехом, но лишь отчасти. Марат бросил взгляд на склон и бегом пустился искать более пологий спуск. Все же это дало Тави немного времени, чтобы оторваться от преследователя, и ему казалось, что отрыв увеличивается. Мараты не похожи на алеранцев: у них нет способностей к заклинанию фурий, зато, говорят, они обладают сверхъестественным пониманием всех диких зверей. Это означало, что у марата не было огромного преимущества перед ним – как и Тави, ему приходилось полагаться только на свои сообразительность и опыт.

Гроза надвигалась на долину переливавшейся вспышками завесой, и свет начал меркнуть. Гром грохотал почти непрерывно, но ветер пока не усиливался и дождь не начинался. Гроза дожидалась ночи, чтобы обрушиться всей своей мощью, и Тави с опаской косился на небо и окружавший его бурелом. Ноги его болели, в груди жгло, но он все-таки ушел от марата и перед самым заходом солнца вышел из чащи на дорогу в нескольких милях от поворота к родному домену. Он нашел полоску глубокой тени от поваленного бурей дерева и забился туда, задыхаясь, давая своим усталым мускулам короткую передышку.

Сверкнула молния. Он не собирался забираться так далеко на запад. Для того чтобы вернуться домой, ему придется еще не меньше часа идти только до поворота к усадьбе. Громыхнуло – на этот раз так громко, что с упавшей сосны посыпалась хвоя. Со стороны Гарадоса послышался приглушенный, протяжный рев, и с каждой минутой он делался все ближе. Дождь наконец начался. Он накатил волной пронизывающе-ледяного ливня, и Тави едва успел поднять и затянуть капюшон, как с севера налетел первый порыв свирепого морозного ветра.