Владимир Петрович говорит ей:

– Любаша, ты хоть выходные на нас не убивай. Не переживай, мы тут справимся. Будем сидеть тише воды, ниже травы.

– Знаю-знаю я вас, хулиганов, – смеётся Люба. – Нельзя вас надолго оставлять. А если серьёзно, Владимир Петрович, мне с вами даже веселее. Дома от скуки помрёшь.

– Жениха не завела ещё себе? – спрашивает Владимир Петрович.

– Ой, – краснеет Любаша, – пыталась, что-то никак они не приживаются, убегают…

– Строгая, наверное, боятся они тебя, – шутит Владимир Петрович.

– Сейчас с женихами трудно…

– Чего так? – удивился Петрович.

– То пьют, то работать не хотят, то за компьютером целый день сидят. Насмотрелась я на этих женихов.

– Ну, ладно-ладно, Любаша, – подбадривает Владимир Петрович, – всё у тебя ещё впереди. Найдёшь себе и жениха, и мужа…

– Точно, – соглашается Люба, – так что не будем торопиться.

А вот с именем моим и здесь человек отличился: Люба ни с того ни с сего стала, как она сама считает, ласково называть меня Трифу́шкой – с ударением на букву «у». Господи, как только люди не издевались над моим именем, но, видимо, их фантазиям нет предела. Вы слышали? Ну произнесите сами: «Трифушка», и непременно с ударением на «у». Что вышло? Нравится? Это что же должно было возникнуть в человеческой голове, чтобы вот так исковеркать моё царское имя? Но вы знаете, постепенно привык я и к этим трифушкам-ватрушкам. А что делать? Да ведь я и понимал, что девушка это произносит не со зла и не для того, чтобы меня как-то унизить или оскорбить. Вот она так считает, что это ласково, и всё тут. Ну и ладно, Трифушка так Трифушка.

Правда, мне иногда доставалось от Любы. Мы с Фуку – а частенько и втроём – побалуемся в отсутствие помощницы в квартире, покувыркаемся, «наведём порядки», как говорит Люба, она придёт и ахнет.

– Ай-ай-ай! Что же вы тут натворили? Опять скакали как обезьяны?

И на этом претензии к моим товарищам прекращались, и все выговоры доставались мне.

– Трифушка, – говорит Любу́шка (тоже поковеркаю немного её имя), – ну, они с Петровичем ничего не видят, им простительно, а ты-то куда?

«В каком смысле «куда»? Я-то тут при чём? Все балуются, и я с ними. Небось, надоедает всю жизнь спокойненько ходить, сидеть, лежать, вот и бесится народ. Сказала бы спасибо – я ведь ещё стараюсь как-то обезопасить прыгунов. Без меня они бы тут так тебе напрыгали, неделю убиралась бы…»

– Вон, смотри, одеяло порвали. Что это такое? Кто это сделал? Ну, чего молчишь?

«Хорошая ты девушка, Люба, но иногда как спросишь… Чего я молчу, спрашиваешь? А ты скажи мне, милая, много ли ты на своём веку собак говорящих встречала? Но одеяло я не рвал. Ты забыла, что ли? Я ведь образованный пёс. И я всё время тут на работе. Зачем мне одеяло рвать? Ну, побаловались ребята, не подрассчитали немного силёнки. Чего теперь бубнить?»

– Господи, боже мой, – продолжает Любаша, – а кто вам разрешил в спальню тарелку с едой приносить? Посмотри, макароны на тумбочке…

«Люба, миленькая, отгадай с трёх раз. Ну неужели это я тарелку с макаронами сюда притащил? Передача шла интересная, а Владимир Петрович как раз обедать собрался – вот и результат. Поставь ты ему телевизор на кухню. Позвони дочери, купите маленький. Ему большой и не нужен, он ведь всё равно его только слушает…»

– Ох и разбаловала я вас, – ворчит девушка.

И тут в спальню вошёл мой защитник.

– Любань, ты кого тут ругаешь? – смеётся Владимир Петрович.

– Да вас всех! – отвечает девушка.

«Вот врунья, а! Вы посмотрите на неё. Всех она ругает. Каменья летели только в мою голову…»