– Леночка, как ты можешь! – простонала хозяйка квартиры. – Мишенька твой единственный брат, другого нет.

Дочурка скрестила руки на груди.

– Вот и ладно, что других не имеется, легко бы и без Мишки прожила. На фиг нам воры и негодяи?

– Лена, – всхлипнула мать, – нельзя быть такой злой.

– Зато ты слишком добрая, – огрызнулась дочь. – Представляете, вчера я домой вернулась, а у нее фингал. И откуда, спрашивается?

– Голова закружилась, я шла, шла и тюкнулась лицом об угол стола, – соврала родительница.

– Мама, думай, о чем говоришь, – вдруг вежливо произнесла Елена. – Разве ты карлик, чтобы глазом на край стола наткнуться?

Потом она снова обратилась ко мне:

– Так напишете заявление?

Я достала из сумочки удостоверение.

– Вау! Полиция сама пришла! – обрадовалась девушка. – Ну все, капец Мишке.

– Не трогайте мальчика! – закричала мать. – Он болен! На него все клевещут!

Мне наконец-то удалось вставить слово в диалог матери и дочери:

– Здравствуйте, я Татьяна Сергеева, пришла поговорить с Варварой Семеновной Борисовой о Ксении Кауф.

– Ничего не знаю, – быстро сказала хозяйка квартиры.

– Может, разрешите войти? – улыбнулась я.

– Нет, – живо вмешалась Лена. – У нас не убрано, хотите потрепаться, устраивайтесь на лестнице. Нечего нам полы пачкать.

Борисова-старшая безропотно вышла за дверь и показала на подоконник:

– Можем там сесть. Весна уже, совсем тепло, не простудимся.

– Строгая у вас дочка, – произнесла я, прислоняясь к стене.

– Леночка техникум после школы окончила, теперь директор автобазы, хорошо зарабатывает, – начала хвастаться Варвара. – У нее под началом в основном мужчины, приходится быть жесткой. В душе она тихая и ласковая, но жизнь заставляет зубы показывать. Зачем вы пришли? Уже год, как я у Ксении Львовны не работаю.

– А почему уволились? – мгновенно поинтересовалась я и услышала тихий скрип.

Дверь в квартиру Борисовой чуть-чуть приоткрылась. Может быть, ее сдвинул сквозняк, но я почему-то сразу подумала про Елену, которая решила послушать, о чем толкуют ее матушка и незваная гостья.

– Нашла службу с большим окладом, – как-то неуверенно ответила Борисова, – в супермаркете, кассиром. День чеки бью, два отдыхаю, очень удобно. А к Кауф приходилось шесть раз в неделю ездить, да еще за город. Правда, недалеко, десять минут на маршрутке от конечной станции метро, но все равно уставала.

– Варя, – укоризненно покачала я головой, – в семье, где вы служили, другая версия вашего увольнения. Например, у Ванды. Вы с ней дружили?

Борисова отшатнулась и ударилась затылком о стекло.

– Комиссарова всех ненавидит, она очень злая. Из-за Ванды ни одна прислуга у Кауф не задерживалась. Я довольно долго проработала только потому, что все ее подначки игнорировала. И я уверена, это Ванда что-то придумала, из-за чего Ваню арестовали.

Я сделала вид, что понимаю, о ком идет речь.

– Ну, Иван сам виноват.

Варвара округлила глаза.

– Это вам Ванда наплела? Брехня! Она все затеяла, чтобы своего сыночка с Беатрисой свести.

– У Комиссаровой есть ребенок? – не сумела я скрыть удивления.

– Ага! Не знали! – возликовала Варвара. – Сейчас вам всю правду выложу, поймете, какая она лгунья. Ни одному слову ее верить нельзя!

Нанявшись на работу к Кауф, Борисова сразу поняла, кто в доме хозяин. Владимир неустанно подчеркивал, что главой семьи является его жена, но реально правила там Ванда. Ксения-то Львовна с утра до ночи сидела у рояля, извлекая из него жуткие, на вкус Борисовой, звуки. Горничная не могла понять, каким образом эта какофония потом превращается в прекрасные мелодии.