Дело было сделано.

Идеологическая дорога для внедрения промежуточного патрона в той или иной форме оказалась открыта. Так что теперь если какая-то… хм… самка собаки откроет свой рот относительно необходимости вооружать пехоты оружием под полновесный винтовочный патрон – он легко этот рот заткнет. Бумажка-то получилась тяжелой. Против такой мало кто решится выступать.

Оставалось решить инженерно-техническую, финансовую и промышленную компоненту задачи. Но это выглядело намного проще, чем пытаться сломать дубовую кость под папахами этих генералов, донося до них очевидные в общем-то вещи…

– Лихо вы это все провернули, – тихо произнес Павел Павлович Сытин, подойдя к Фрунзе. – Я до конца был уверен, что Брусилов, Бонч-Бруевич, Тухачевский и прочие старые кадры вас съедят.

– Если бы не ваша помощь, у меня бы ничего не вышло.

– Моя? Увольте. Я лишь дал распоряжение своим людям произвести выборочные изыскания. С двадцать четвертого года изучая итоги той войны, мы кое-что накопили. Но мы как-то и не смотрели на этот вопрос в такой плоскости.

– Одна голова – хорошо, а две – лучше, три же, как поговаривают, уже целый Змей Горыныч, – улыбнулся Михаил Васильевич. – Свежий взгляд со стороны иной раз бывает полезен.

– И то верно, – встречно улыбнулся Сытин.

Павел Павлович был очень полезным и нужным для Фрунзе человеком. Грамотный. Толковый. Хоть и без особой фантазии. И, собственно, как командир слабый. Но нижние чины его любили.

Михаил Васильевич обратился к нему за помощью еще в ноябре. Запросив кое-какие интересующие его сведения. И Сытин, работавший в Военно-историческом управлении по исследованию и использованию опыта войны, охотно отозвался. Внимание наркома ему льстило. Особенно после провала на Южном фронте в октябре 1918 года, когда его задвинули едва ли не на дальнюю полку…

После этого пикника на стрельбище все разъехались заниматься своими делами. Которые горели. Ведь вон сколько времени потратили. Вот и Ворошилов отправился. К Сталину. Докладывать. Под ручку с Буденным.

– Интересно, – покрутив ус, резюмировал Иосиф Виссарионович, когда те завершили рассказ. – Как себя чувствует товарищ Дыбенко?

– К вечеру отпустило. Стрельба помогла, – ответил Буденный. – Рубка шашкой была бы лучше, но и с винтовкой – дело доброе.

– Фрунзе просил передать вам вот это, – немного скривившись, произнес Климент, протягивая картонную папку на завязках.

– Что там?

– Предложение. Он просит, чтобы партия пошла навстречу армии, – произнес Ворошилов.

– Пошла навстречу? – ворчливо переспросил Сталин. Но папку принял. Открыл. И начал читать.

Внутри была довольно развернутая многостраничная записка, в которой Фрунзе просил одобрения у Политбюро для организации «соцсоревнования в интересах армии». В первую очередь, конечно, учреждения спортивного комплекса «Готов к труду и обороне»[9]. Он был отличен от оригинала и всецело заточен на нужды армии. Фактически это был физкультурный комплекс из привычного курса молодого бойца его юности там, в 1970–1980-х. Само собой, предусматривалась система поощрения участников. И не только с наградными значками разных категорий, но и системой премирования для отличников.

Кроме того, в записке содержался запрос на проведения ряда массовых соревнований с вкусными призами. Прежде всего велопробег «Смоленская лига» и пеший супермарафон «Коломенская верста». Плюс обосновывалась необходимость открыть ряд постоянно действующих курсов, среди которых Михаил Васильевич особо выделял стрелковые курсы «Заря» для общей подготовки и «Леший» – для особой.