[51] По мнению Фрейда, при истерии отказ от перверсивных инвестиций либидо в ходе инфантильного сексуального развития происходит гораздо труднее, чем у нормальных людей, а потому занимает более длительный период времени. Когда реальные сексуальные требования более поздней жизни в какой-либо форме затрагивают болезненную личность, ее заторможенное развитие проявляется в том, что это требование не может быть удовлетворено надлежащим образом, ибо наталкивается на неподготовленную сексуальность. Как говорит Фрейд, человек, предрасположенный к истерии, с детства несет в себе «некоторую долю сексуального вытеснения». Сексуальное возбуждение, в самом широком смысле этого слова, не разряжается в сфере нормальной сексуальности, но вместо этого вытесняется и вызывает реактивацию первоначальной инфантильной сексуальной деятельности. Это выражается прежде всего в фантазиях, столь характерных для истериков. Фантазии развиваются в русле, уже проложенном особым видом инфантильной сексуальности. Фантазии истериков, как известно, безграничны; следовательно, для сохранения психического равновесия необходимы эквивалентные механизмы торможения или, как их называет Фрейд, сопротивления. Если фантазии имеют сексуальную природу, то соответствующими сопротивлениями будут стыд и отвращение. Поскольку эти аффективные состояния обычно связаны с физическими проявлениями, возникновение физических симптомов неизбежно.

[52] Полагаю, конкретный пример из моего собственного опыта проиллюстрирует смысл учения Фрейда лучше, нежели любые теоретические формулировки, которые в силу сложности предмета могут показаться необычайно громоздкими.

[53] Речь идет об одной умной молодой женщине двадцати лет, страдавшей психотической истерией. Впервые симптомы проявились на четвертом году жизни. Пациентка сдерживала свой стул, пока боль не вынуждала ее к акту дефекации. Постепенно она начала прибегать к следующей вспомогательной процедуре: она садилась и, прижимая одну пятку к анусу, пыталась испражниться. Данная перверсивная деятельность сохранялась до седьмого года жизни. Фрейд называет эту инфантильную перверсию анальным эротизмом.

[54] На смену ей пришла мастурбация. Однажды, когда отец шлепнул ее по голым ягодицам, пациентка испытала явное сексуальное возбуждение. Позже она пришла в сексуальное возбуждение, увидев, как аналогичным образом наказывают ее младшего брата. Постепенно у нее выработалось подчеркнуто негативное отношение к отцу.

[55] Период полового созревания наступил в возрасте тринадцати лет. С тех пор ее фантазии приобрели исключительно перверсивный и навязчивый характер: пациентка не могла не думать о дефекации, когда ела сама или смотрела, как ест другой человек, особенно ее отец. Кроме того, всякий раз, когда она видела руки отца, она испытывала сексуальное возбуждение; по той же причине она не позволяла себе дотрагиваться до его правой руки. Со временем больная утратила всякую способность принимать пищу в присутствии других людей без постоянных приступов навязчивого смеха и возгласов отвращения: фантазии о дефекации в конце концов распространились на всех людей в ее окружении. Если ее поправляли или даже упрекали в чем-либо, пациентка показывала язык, судорожно смеялась, вскрикивала от отвращения или выражала ужас жестами: каждый раз она видела перед собой образ наказывающей руки отца и переживала сексуальное возбуждение, которое немедленно переходило в плохо скрываемую мастурбацию.

[56] В пятнадцать лет пациентка почувствовала нормальное желание завязать любовные отношения с другим человеком. Однако все попытки в этом направлении терпели неудачу: болезненные фантазии неизменно вставали между ней и тем юношей, которого она больше всего хотела полюбить. В то же время из-за испытываемого ею отвращения любое проявление привязанности к отцу стало невозможным. Поскольку ее отец стал объектом переноса инфантильного либидо, сопротивление было направлено главным образом против него, но не против матери. Примерно в тот же период пациентка почувствовала симпатию к своему учителю, но это чувство быстро уступило место тому же всепоглощающему омерзению. У ребенка, столь сильно нуждающегося в любви и нежности, подобная эмоциональная изоляция не могла не повлечь за собой серьезные последствия.