– Здесь лучше идут помидоры… – Эванс еще раз оглядел своего подопечного и опустился в кресло: – Должен тебя кой о чем предупредить… Там полный зал твоих фанаток, кое-кто уже бьется в истерике…

– Не может быть… – оторопел Фрэнк.

– Тише, дорогой. Ты хоть подумал, зачем здесь я – Джордж Эванс, великий имиджмэйкер?

– Поддержать…

– У меня задача другая – создать из тебя мегазвезду. При минимальных капиталовложениях. А в этом деле главное – подсказать толпе тип поведения. Они должны испытывать высший кайф от пения кумира, доходя до умопомрачения. До умопомрачения! Это тебе по силам. Я еще в самом начале заметил, что дамы от тебя буквально впадают в транс!

– Да, и обозвал меня хиляком.

– Хиляк, обожаемый женщинами! На них я и сделал основную ставку в завоевании толпы. Но толпой ведь надо руководить! Вот этим я и займусь… – Он помахал руками, изобразив дирижера.

– Спасибо, надеюсь, рассчитываю… – Фрэнк покосился на репродуктор, вежливый голос из которого приглашал мистера Синатру на сцену. – Мне пора.

– Ни пуха… – подмигнул Эванс.

– К чертям! – Фрэнк сдвинул шляпу чуть набок и под трели звонка покинул комнату.

Первое отделение он провел как под водой! Уже не новичок на сцене, он чувствовал странное раздвоение. Хлыщ в шляпе шептал в микрофон какие-то слова, а Фрэнки из Хобокена стоял рядом, психовал и грыз ногти.

Кончилось все как-то неожиданно. Пижон в шляпе умолк, картинно раскланиваясь, а зал взвыл… Святая Дева Мария, такого он еще не видел! Разве только по телику, когда показывали турнир мирового первенства по боксу и громила Черный Бил положил в нокаут норвежского дебила. Беснования! Крики, визги, свист – аж страшно.

Занавес рухнул перед его носом. Да это же антракт! За кулисами уже ждали, повисли на плечах, жали руки, совали цветы. Липкие от помады горячие женские губы впивались в его щеки, в воротник сорочки… Он сам не помнил, как оказался в гримерке.

– Здорово тебя отделали! – порадовался ждавший там Эванс. – Ну, как? Хорошее звучание?

Фрэнк бросил шляпу. Снял пиджак:

– Помыться бы – рубашку хоть выжимай. И вся в помаде. Не хватает еще, чтобы сюда ввалились сейчас Нэнси с мамашей.

Эванс протянул ему вешалку с чистой рубашкой и полотенце:

– Охладись.

Пока Фрэнк мылся в душе и переодевался, Эванс рассказывал ему о своем пиаровском трюке.

– Я нанял девушек и, подробно проинструктировав их, рассадил среди зрителей. Девушкам полагалось вздыхать всякий раз, когда ты затянешь лирическую балладу, визжать, когда прозвучит слово «любовь», и биться в экстазе, когда ты протянешь руки в их сторону. Девчонки отлично справились, завели толпу и… Ты сам слышишь, что там делается… Сирена, кажется… значит, вызвали «скорую»!

– Твои штучки сработали… А я вроде как и ни при чем? Сбоку припеку?

– Не горячись, сицилиец! Знаешь, как отныне тебя будут величать? «Мистер Голос»! Я подбросил идейку критикам. Неплохо, а?

…Концерт закончился триумфально. А за ним другой, третий… Полгода сольных выступлений, неистовств зрительного зала, полицейских нарядов, разгонявших фанаток, – полгода славы, о которой Синатра и не мечтал. Не мечтал потому, что никогда такого еще не было – повального сумасшествия, охватывающего зал при звуках голоса певца. Наемные красотки уже не требовались. Фанатки до хрипоты вопили «браво!», визжали и даже натурально падали в обморок от полноты чувств. Газеты писали, что на концертах Синатры происходит невиданное – тысячи поклонниц пытаются прорваться в зал, запрудив всю улицу! После предновогоднего концерта в «Парамаунте» дверь, ведущая за кулисы, была заблокирована жаждущими автографа девчонками. А спустя несколько дней американские газеты уже пестрели заголовками: «Битва пяти тысяч фанаток за возможность взглянуть на Фрэнка Синатру».