На утренней репетиции Гарри, выделывавший на трубе сложнейшие пассажи, увидел в зале своего вчерашнего знакомого. Не сдержавшись, тот бурно зааплодировал его исполнению.

Музыкант спустился в зал и протянул Фрэнку руку:

– Называй меня просто Гарри. А ты – Фрэнки. Понравилось?

– Гарри, это классно! Твоя труба на первом плане – чудо! Особенно в балладах…

– Ради этого я и вырвался на свободу. Такой кайф – играть все, что захочешь! И знаешь – это полезно для души.

– Музыка всегда лезет прямо в душу. Недаром же в соборах без нее никуда. Мне кажется, твой оркестр далеко пойдет. Будет настоящий лом.

– Понимаешь, я хочу продолжать свинговать, но чтобы при этом под нашу музыку было легко танцевать.

– Именно – танцевать! Слишком многие музыканты гонятся за сенсацией и ускоряют темп настолько, что под него просто невозможно двигаться! – подхватил идею Фрэнк.

– Мы делаем упор на средний темп и при этом сохраняем свинг.

– Похоже, вы и про внешний вид не забываете. Обалденные костюмы!

– Мне нравятся, – пожал плечами Гарри. – Я вообще поклонник цирка, всяких забавных трюков…

Оркестранты Гарри носили красные, расшитые блестками пиджаки и белые галстуки. Сам Гарри освоил особую манеру игры на трубе: он так надувал щеки, что, казалось, они вот-вот лопнут. В Синатре он уловил нечто большее, чем вокальное мастерство. Голос парня брал за душу, а это дорогого стоит, научить такому нельзя – либо есть, либо нет.

– Выходит, ты готов заключить со мной контракт? – Прищурившись, Гарри в упор посмотрел на Фрэнка.

– Запросто! Это вонючая конура в Инглвуде мне осточертела. У вас другой полет. – Он оглядел великолепный зал. – Высший пилотаж!

– Лучшая концертная площадка в Нью-Йорке. Увы, мы не всегда работаем здесь. Но и на помойке не валяемся. По рукам? Постой, вот только одно меня не устраивает – твое имя. Извини, но его совершенно невозможно запомнить. Надо придумать что-то броское, короткое.

– Э нет! Мое имя останется при мне. Оно как родимое пятно – не отмоешь. Бери меня вместе с ним или… – Фрэнк грозно выдвинул вперед подбородок с милейшей ямочкой.

– Ого, ты горячий парень. О’кей! Фрэнк Си… Синатра. После «си» хорошо бы пустить «до», ну уж ладно.

Свои первые композиции новый вокалист записал с бэндом Джеймса в июле того же года. Это были песни From The Bottom, Of My Heart и Melancholy Mood, ставшие впоследствии настоящими шлягерами.

Оркестр Джеймса хорошо принимала публика, о нем писали первоклассные специалисты.

– Твоя похвала в адрес моей трубы и бэнда выше всяких ожиданий. А как тебе мой вокалист Синатра? – спросил однажды Джеймс критика, ведущего колонку в музыкальных журналах.

– И не знаю, что сказать, – развел тот руками и, заметив огорчение Гарри, поспешил заверить: – Понимаешь, он, безусловно, хорош, но сыроват. Его исполнение в общем можно назвать музыкально удовлетворительным, но песни звучат натянуто и даже слегка робко. Как у юноши на первом свидании, когда он толком не знает, что сказать своей девушке.

– Он только начал серьезно петь. И я сделаю все возможное, чтобы этот парень нашел, что сказать девушке. А пока, будь другом, поддержи его. Он нуждается в хорошем отзыве печати больше, чем кто-либо другой. Запомни: Фрэнк Синатра.

Гарри был не только настоящим музыкантом, но и отличным другом.

Фрэнк принес домой «Музыкальное обозрение». Женщины смотрели телевизор. Нэнси, просветленная и спокойная на первых месяцах беременности, вязала нечто крошечное из пушистых ниток. Долли чистила пучок ревеня, положив на ковер газету и почти не отрывая глаз от экрана, на котором очаровашка Гарри Купер бегал по банкетным столам, «оплевывая» фрачных гостей салатным соусом.