- Варь, ну расскажи, как у Марфушки дела там в Мюнхене.

Варвара Глебовна пихнула в бок закатившего глаза мужа и принялась за рассказ. Потом пошли расспросы, ответы, комментарии. Рома слушал все это, вяло ковыряясь вилкой в рыбе под маринадом. Дружеская встреча двух семей, которая раньше приносила столько удовольствия, теперь навевала тоску. На кого хочешь нагонит тоску рассказ про Мюнхен.

***

- Ростислав Игоревич, а не дадите ли вы мне увольнительную?

Отец одарил его внимательным взглядом. У них абсолютно одинаковые глаза. Да и во многом прочем отец и сын похожи. Ромка порой задумывался о том, будет ли он таким же, как отец, в зрелости. Иногда эти мысли его угнетали – как и мысли о зрелости в целом. А иногда он тихо радовался тому, что генетика у него хорошая: на отца бабы до сих пор засматриваются – к огромному неудовольствию матушки.

- Ромка, - отец откинулся в кресле и с удовольствием повел плечами. – Что за блажь?

- Это не блажь. Я имею право на отпуск. Это записано в трудовом кодексе! А я два года пашу на тебя без отпуска и частично без выходных.

- Какая жалостливая история, - хмыкнул Ракитянский-старший. А потом еще раз внимательно посмотрел на сына. – Отпуск – это я понимаю. Не понимаю только, зачем идти в отпуск в сентябре.

- Я все хвосты подбил, - упрямо повторил Роман. – Можешь проверить.

- Я не про то. Верю. Знаю. Я про то, куда ты сейчас отдыхать поедешь. Или у меня есть внук, о котором я не знаю, и которого тебе надо вести в школу?

- На Мальдивах круглый год хорошо, - Рома проигнорировал пассаж про внука. Не смешно от слова «совсем».

- Логично, - снова откинулся в кресле отец. – Собрался на Мальдивы?

Врать родителя Рома не любил. Особенно когда стал взрослым. Он поежился, прежде чем ответить.

- Нет. В Мюнхен.

- В Мюнхен? – с непонятной интонацией переспросил отец.

- Октоберфест! – с места в карьер зачем-то принялся оправдываться Рома. – Куда еще ехать в сентябре и октябре, как не на Октоберфест?!

- Ну да, ну да, - закивал головой Ракитянский-старший. – Действительно. За семь верст киселя хлебать. Ну или пива.

- Папа!

- Не папкай. Две недели тебе хватит, чтобы напиться пива?

- Вполне.

Уже в дверях его нагнало последнее отчее напутствие.

- Марфе от нас сердечный привет передавай.

- Обязательно.

3. Глава 3. Из депрессии есть два выхода: вокзал и аэропорт.

Всратый Мюнхен. Всратый Мюнхенский аэропорт. И все здесь говорят на всратом дойче!

Ромка сердито пнул сумку. Он никому не сказал о своем решении – кроме отца. А отец вряд ли проинформировал кого-то еще – ну, разве что кроме, в виде исключения, матери. Судя по тому, что она ему не позвонила и никак не прокомментировала такое внезапное решение любимой сыночки – вряд ли и ей отец проговорился. Впрочем, от его родителей всего можно ожидать. Могли обсудить между и собой и… и на этом все.

Ладно, они люди взрослые, справятся как-нибудь с этой мыслью. Что их взрослый сын вдруг решил поехать в Мюнхен. Почему бы и нет, в конце концов? Только хрена ли ему тут делать, если адреса Марфы у него нет?

Можно было спросить. У Варвары Глебовны, например. Но спрашивать – это значит, надо объяснять. А объяснений у Ромки не было. Внятных. А придумывать и сочинять что-то не хотелось – хотя никто не мог бы упрекнуть Рому в том, что языком он работать не умеет – в конце концов, это хлеб его. Но в данном вопросе этот хлеб ничем не мог помочь. Врать Варваре Глебовне Роман не хотел. Выглядеть дураком – тоже.

Ромка еще раз пнул ни в чем не повинную сумку и решительно достал из кармана плаща телефон. Марфа взяла трубку сразу.