Стараясь не делать резких движений, пытаюсь аккуратненько так проскользнуть по стене, чтоб даже не соприкоснуться с ним ненароком. Достаточно того, что от одного его запаха внутренности непонятно крутит. Как от купленного на вокзале пирожка – так неожиданно и подло обеспечившего мне пару дней расстройства.

Внезапно во всём доме гаснет свет. В ненастную пору явление у нас на окраине частое.

– Телефоном посветить?

– Не нужно. Сейчас свечу принесу, – торопливо отказываюсь от его намеренья увязаться следом.

Едва касаясь пальцами стены, иду в сторону своей комнаты, надеясь поскорее отыскать необходимое и выпроводить наглеца из дома, а заодно и с глаз долой. На ощупь разыскиваю в шкафу толстую свечу и аптечку.

Всё это время Мартышев ничем не выказывает признаков своего присутствия. Поразительная сознательность – решаю я между делом. На поверку очень опрометчиво.

В честь чего вдруг такая покладистость, становится очевидным, по мере продвижения назад по коридору. Пустому, попрошу заметить, коридору!

Этот троглодит! Этот идиота кусок! Этот беспардонный убийца нервных клеток! Копается в холодильнике, подсвечивая себе телефоном.

– Э-ге-гей! – кричит он, просунув голову между пустых полок. – Ахметова, у тебя здесь даже эхо с голоду откинулось. А с виду кажешься хозяйственной.

С громким стуком опускаю аптечку на стол. А хочется – ему на голову.

Легко ему говорить, когда мама – завуч, а отчим – пилот. Моей матери не стало, когда мы с Амилем появились на свет. Отец всеми силами старается нас с братом поднять на ноги, но много ли может простой сантехник? Временами одной только рыбой, что он в свободное время наловит, и сыты.

– Опачки, а тут у нас что? – делится Макс восторгом, вчитываясь в надпись на круглой упаковке. Даже на подоконнике пошарил, зараза. – Плавленый сыр сливочный. Хм-м... Не фонтан, но сойдёт.

Уже даже не слегка офигевая, смотрю, как он кладёт телефон на стол экраном вверх, открывает пластиковую крышку и втыкает указательный палец в белесую массу.

– Ты же не против накормить бойца? – спохватывается мой в край обнаглевший гость в последний момент.

Я брезгливо пожимаю плечами, с трудом пряча мстительную ухмылку.

– Стоп! – Под его недоумевающим взглядом хватаю со стола пачку спичек, зажигаю приготовленную свечу и только затем обращаюсь к своему контуженному «бойцу». – Вот теперь – bon appétit!

Ладно, каюсь. Пожалела дурака.

Потому что при более-менее сносном освещении не заметить копошения в упаковке может только круглый дурак. А Мартышев не такой. Нахальный – да. Отвязный... ну, есть немного. Ладно, очень даже много. Процентов девяносто девять. Но точно не тупой. В тупого бы я не...

– Ахметова! – Его вопль заставляет меня подскочить по стойке смирно. «Сырок», который ни разу не сливочный, наспех запечатанный крышкой, метко летит в открытую форточку. Подозреваю, будь окно закрыто, он бы не раздумывая выбил мне стекло. – Марьям, чёрт тебя раздери! Это что вообще было?!

– Опарыши, – тяну невиннейшую улыбку.

– А сразу сказать трудно было?!

– Ты не спрашивал... – начинаю смеяться, но сипло осекаюсь, когда Макс резко вжимает меня в стену.

– Хочешь повеселиться? – говорит он негромко, но глаза при этом горят каким-то странным блеском.

Его шёпот звучит, как предупреждение. Скорее всего, оно и есть, проверять не рискую.

Инстинкты хором советуют заткнуться, сковывают связки, и вот я уже выдохнуть боюсь. Дрожу как кролик под его пронизывающим взглядом.

– Это папа приготовил для рыбалки, – шиплю, отворачивая лицо, чтобы не говорить ему в губы. – Удочки вечером забрал, а наживку, видимо, забыл.