Колян оторопел:
– Брательник, а ты кто? Ты чё, свой, што ли?
– Почти свой. Мой старший брат, царствие ему небесное, оставил мне это в наследство. А сам схватил ментовскую пулю в затылок, когда совершал побег с кичмана.
– Тогда отбой, – процедил Колян. – Мы не той дорогой идём.
Он развернулся, убрал ствол за брючный ремень и зашагал в другом направлении. Мы за ним. Через полчаса мы уже звонили из переговорной кабинки по автомату родителям Вехи. Затем вышли из душной переговорной на свежий воздух. Колян курил около входа. Мы распрощались. Обнялись по-братски, и мы зашагали в сторону автобусной остановки, которая была в квартале отсюда и дорогу к которой он нам объяснил.
Через сто метров к нам подошёл какой-то алкаш и попросил закурить. Я ответил, что не курю. И вдруг раздался крик:
– Эй ты, урод! Отойди от ребят.
Это бежал на подмогу Колян, который смотрел нам вслед, пока мы покидали его «гостеприимный» квартал. Алкаш тут же ретировался. А наш убийца, он же спаситель, сказал:
– Нет. Сам посажу вас на автобус.
Всю обратную дорогу мы с Вехой ехали молча. Каждый прокручивал в голове варианты возможных событий. Через час мы были у подруги дома. И тут меня вдруг отпустило. Передо мной стоял тот самый ствол, чёрный, с кое-где облупившейся краской, не новый и, видимо, со спиленными номерами. Меня затрясло. Я осознал, что произошло Чудо. Я, а возможно и Веха, остались в живых, притом, что её ждало более серьёзное испытание перед кончиной. В голове мелькнула и осталась там жить навсегда мысль, что я Везунчик. И это доказанный и неоспоримый факт. И когда я это понял, осознал и принял, то на душе стало весело и спокойно.
Надюха достала припасённую для особого случая бутылку портвейна «777» 0,7 литра, и я тут же махнул гранёный стакан. За ним второй. Досталось и подругам. Отмечали два события: отъезд и чудесное спасение.
К вечеру следующего дня я вручил беглянку родителям и её брату. Мама всплакнула, отец не вышел нас встречать, а брат долго тряс мою руку и благодарил.
Крыса, 1969 год
Когда то давно, в студенческом стройотряде, мы «тянули» в казахской степи ЛЭП – 220 кв. Все мы, хоть и были студентами, имели квалификацию «монтажник-высотник 3-го разряда». И всегда бросали жребий: кому подниматься на первую опору и на последнюю. На первую, потому что не было опыта и страшно сорваться вниз. На последнюю – страх сорваться от невнимательности и усталости. Ведь работали мы с шести утра до заката солнца, которое в летние месяцы уходило на покой после трудового дня почти в десять вечера.
И вот рыжему, вихрастому, зеленоглазому Димке по кличке «Оторва» выпала последняя опора. Он надел монтажный пояс, клетчатую кепку, под которую не умещалась вся его огненная шевелюра, и полез вверх. Пока продвигаешься вверх по конструкции, карабин не пристёгиваешь. Слишком часто надо повторять эту процедуру, а значит, муторно. Мы же считали себя профи! Нужен шик! Пристёгиваешься уже на верхотуре.
И вот «Оторва» сорвался с двадцатиметровой высоты. Но ему отчасти повезло. Пристёгнутый к монтажному поясу карабин, а значит и страховочная цепь, при падении зацепились за монтажный рельс, шедший параллельно земле на десятиметровой высоте. Рельс спружинил пару раз и скинул Димку практически на наши руки. Мы сгрудились в то время внизу и курили. И только дикий крик «Оторвы» вывел нас из оцепенения, и мы как-то смогли и ухитрились его поймать. Конечно, не в полной мере. Он пробил наши руки и прилично грохнулся о землю.
И вот он лежал без сознания, а мы стояли и смотрели на него с немым вопросом: «Жив или нет?» Наконец он открыл глаза, улыбнулся и медленно стащил кепку с мокрой головы. Наш рыжий Димон был абсолютно седой. Скорая увезла его в местную больницу.