Это замечание вызвало целую тираду. Уверена! Уверена! Разве этот мерзкий Филин не выскакивал из укрытия во всех столицах Европы, а также в Нью-Йорке и Сан-Франциско? Разве он не фотографировал Соммиту крупным планом, повергая ее в полнейшее смятение? Уверена! Грудь ее бурно вздымалась. Ну так что они собираются со всем этим делать? Ее защитят, или она должна пережить нервный срыв, потерять голос и провести остаток дней в смирительной рубашке? Ей просто хотелось бы это знать.

Двое мужчин обменялись бесстрастным взглядом.

– Мы можем нанять еще одного телохранителя, – без всякого энтузиазма предложил Монтегю Реес.

– Тот, что был в Нью-Йорке, не очень-то ей нравился, – возразил мистер Руби.

– Конечно, не нравился, – согласилась Соммита, громко дыша и раздувая ноздри. – Нет ничего веселого в том, чтобы за тобой по пятам ходил идиот в неописуемом наряде, который абсолютно ничего не сделал для того, чтобы предотвратить то безобразие на Пятой авеню. Он просто стоял и таращил глаза. Кстати, как и вы все.

– Милая, а что еще мы могли сделать? Тот парень прыгнул на пассажирское сиденье в открытой машине, и она умчалась, как только он сделал снимок.

– Спасибо, Бенни. Я помню обстоятельства этого случая.

– Но зачем? – спросил молодой человек по имени Руперт. – Что на него нашло? Ну то есть это же бессмысленно и к тому же очень дорого – следовать за вами по всему свету. Он, должно быть, сумасшедший.

Как только эти слова слетели с его губ, он осознал свою ошибку и принялся бормотать. Возможно, из-за того, что он стоял на коленях и в буквальном смысле был у ее ног, готовая взорваться Соммита наклонилась и взъерошила его светлые волосы.

– Бедняжка! – сказала она. – Ты говоришь совершенно абсолютно нелепые вещи, и я тебя обожаю. Я тебя не представила, – добавила она, спохватившись. – Я забыла твою фамилию.

– Бартоломью.

– В самом деле? Что ж, Руперт Бартоломью, – провозгласила она, взмахнув рукой.

– Здравствуйте, – пробормотал молодой человек.

Остальные кивнули.

– Зачем он это делает? Он делает это ради денег, – нетерпеливо сказал Монтегю Реес, возвращаясь к фотографу. – Нет никаких сомнений, что эта идея возникла у него после инцидента с Жаклин Кеннеди. Он завел дело гораздо дальше, и весьма успешно. Весьма.

– Верно, – согласился Руби. – И чем дольше он этим занимается, тем более… – он помедлил, – тем более возмутительным получается результат.

– Он использует ретушь, – вмешалась Соммита. Он искажает действительность. Я это знаю.

Все трое поторопились с ней согласиться.

– Я пойду одеваться, – неожиданно сказала она. – Сейчас же. А когда вернусь, то желаю услышать разумное решение вопроса. Я выдвигаю свои предложения, как бы вы к ним ни относились. Полиция. Судебное преследование. Пресса. Кто владелец этой… – она пнула оскорбившую ее газету и с некоторым трудом высвободила попавшую между страницами ступню, – этой макулатуры? Займитесь им. – Она широким шагом направилась к двери в спальню. – И я предупреждаю тебя, Монти. Я предупреждаю, Бенни. Это мое последнее слово. Если мне не предоставят убедительные доказательства того, что это преследование прекратится, я не буду петь в Сиднее. Пусть засунут себе поглубже свой Сиднейский оперный театр, – добавила Соммита, проявив таким образом свое предполагаемое происхождение.

Затем она удалилась, не забыв хлопнуть дверью.

– О боже, – тихо сказал Бенджамин Руби.

– Да уж, – вздохнул Монтегю Реес.

Молодой человек по имени Руперт Бартоломью, собрав листы в папку, поднялся с колен.

– Полагаю, мне лучше…