От моего визга птиц сдуло с веток, а рыбы в озере зарылись в ил. Зато наши скалолазы слетелись, как публика на цирковое выступление.

– Ос-спади! – ворчала Саша, продираясь сквозь толпу желающих посмотреть на мои новые увечья. – Надо было с родителями собаку оставить. Одна морока.

Увы, в этот раз Боне мой нос не достался. Да и вообще она от страха забилась в угол палатки, тот самый, слева, где я должна сегодня спать, и написала там. Мелкая, а напрудила целую лужу.

«Точно не мой день…» – вздохнула я и осталась ждать, пока собаку посадят в переноску и вытрут мочу.

Спустя пятнадцать минут я, гусеницей завернувшись в плед, отходила ко сну.

– Дырка на носке… Дырка на носке… На твоё-ом но-ске-е! – завывал Ярик, бряцая на гитаре.

Под эту нехитрую мелодию я и уснула.

***

Утром Толик вышел к завтраку с трусами на голове. Моими трусами!

Ночью они играли в чингачгуков, и им под руку очень удачно подвернулось моё бельё. Толя вчера изрядно заправился пивом и забыл вернуть позаимствованный предмет одежды на место, за что и получил.

Такая злость меня взяла… Как я после него их надену на себя, а? Я вчера и так уже лишилась одних трусов!

В руке у меня как-то сама собой оказалась толстая палка, она-то и пошла в ход. Я лупила Толика по спине, заднице и даже один раз треснула по голове, исключительно с мозговыправительной целью. Моя жертва уже лежала на земле и притворно изображала труп.

– Верни, трусонюх проклятый! – от души ругалась я, орудуя руками, ногами и палкой.

Откуда ни возьмись выплыл Ярик с гитарой.

– Ща спою! – объявил он и принялся трубадурить:

Отвоевав трусы, Натаха

Развеет твоё тело прахом!

– Нет… Ща-ща… Во!

Дыра в башке и глазки в кучу

Трусы любовницы в зубах

Прости покойнику измену

Натах!

– Ха! Да ты поэт! – донеслось сонное из чьей-то палатки.

И вот, пытаюсь я отобрать свои труселя у так называемого покойника. Пластырь на носу с одной стороны отклеился и повис, так сказать, на соплях, открывая миру мой бордовый опухший шнопель. Ярик надрывается-поёт что-то о том, что я «красавицей слыла, да укушена была».

Я бы соврала, если бы сказала, что ничто не предвещало подлянку. Не-ет! Подлянку предвещало всё, и даже как-то резко образовавшаяся тишина вокруг.

– Что здесь происходит? – строго произнёс знакомый голос за моей спиной.

Да твою ж матрёшку… Провалиться бы мне на этом месте.