Камера разворачивается на 180 градусов, в кадре появляется улыбающееся лицо мальчика лет 15–18. Впрочем, определить его возраст трудно – у мальчика явно выраженный синдром Дауна. Слышны шорох, шарканье и топот множества ног, людская разноголосица.

– Папа! – радостно кричит мальчик, и изображение гаснет.

Я опять перекрутила на начало, но просматривать в третий раз не стала, поняла, что с меня довольно, больше этого не выдержу. Вытащила диск, выключила компьютер и пошла спать. Ни думать, ни анализировать увиденное у меня просто не было сил. Завтра позвоню Кирюхину – сегодня все равно уже поздно, – а там будет видно, стану ли вообще этим заниматься.

Проснулась я около одиннадцати. С утра в редакцию мне было не нужно, весь материал сдала вчера вечером, поэтому и будильник ставить не стала. Не спеша приняла душ, выпила кофе, настроение было благодушно-расслабленное. Люблю такие утра, когда никуда не надо торопиться. И тут вспомнила вчерашние события: интервью с бизнесменом, диск, который он мне передал… Настроение сразу испортилось. Нужно звонить, нужно объясняться, отказываться или соглашаться продолжать работу. В первом случае предстоит неприятный разговор – отказывать человеку в подобной просьбе очень трудно. Во втором случае… да нет, не будет никакого второго случая, не возьмусь я за это дело. Ни за что не возьмусь! Разом утратив все свое благодушие, проклиная редактора, пославшего меня брать интервью, прельстившись высокой оплатой, и этого чертового бизнесмена, взвалившего на меня эту дикую информацию, потащилась в прихожую. В папке среди сведений о Борисе Сергеевиче Кирюхине, которую вчера мне вручил Главный, была и визитка бизнесмена с номерами телефонов.

Мобильный оказался недоступен. Обрадовавшись, – я не виновата, просто не смогла дозвониться, – для очистки совести набрала домашний. По этому номеру тоже долго не отвечали, но, когда я уже совсем воспрянула духом, трубку все-таки взяли. Ответил начальник охраны Кирюхина. Надеясь, что Бориса Сергеевича не окажется дома, я начала объяснять, кто я такая и почему мне нужен его хозяин (журналистка, брала вчера интервью, нужно уточнить кое-какие детали – грубое вранье, газету с интервью сегодня утром уже отпечатали). Но начальник охраны вдруг прервал мой утомительный поток объяснений.

– Борис Сергеевич погиб, – рубанул он без всякой подготовки, – вчера вечером, в автомобильной катастрофе. – И, не дав мне опомниться и начать задавать вопросы, повесил трубку.

Это кошмарное известие я переваривала долго. В голове вертелась глупая и совершенно эгоистическая фраза: что же мне теперь делать, он погиб, а мне-то что теперь делать? Ее сменила другая, не менее идиотская: во всем виноват коньяк, зря он пил вчера коньяк.

Я приказала себе перестать истерить, взять себя в руки и начать думать. Конечно, коньяк тут совсем ни при чем, а при чем диск, вернее, то, что на нем записано. Мне вспомнилась фраза Бориса Сергеевича: «Если бы у меня был другой выход… Если бы у меня было хоть немного времени… Но у меня нет ни того, ни другого». Оказалось, что времени у него было даже меньше, чем он думал. Он передал мне диск и в тот же вечер его убили – подстроили эту автокатастрофу. Ведь ее подстроили, в этом можно даже не сомневаться. И это значит, что мне тоже грозит опасность. А это, в свою очередь, означает, что и у меня нет времени и нет другого выхода, кроме как немедленно начать журналистское расследование, хочу я того или нет.

Я заварила себе крепкий кофе и позвонила Сане Шереметьеву, знакомому майору из пресс-службы. Прежде всего нужно было уточнить обстоятельства гибели Бориса Сергеевича. Он обещал помочь, договорились созвониться через час. Потом позвонила Главному, отпросилась с работы на весь сегодняшний день. Он был еще не в курсе того, что погиб Кирюхин, и стал неприлично убиваться, что вот, мол, интервью вышло, а человека нет уже в живых, но отпустил меня без проблем.