– Догадались? – бригадир взглянул на Виктора исподлобья. – Это долго объяснять, Виктор Алексеевич, но в двух словах… мы считаем, что Вечность – это наш мир.

– Интересно, – Туманов перевел взгляд на перстень бригадира. – Что же тогда вы делаете внашем мире?

– У меня нет ответа на этот вопрос, – Островский покачал головой. – Его нет даже у мастеров Цеха. Он был утерян тысячи лет назад, как и путь обратно, и мы не смогли отыскать их снова: ни смысла нашей жизни в чужом для нас мире, ни пути домой. Возможно, их найдете вы, господин Туманов. Не напрасно же вы появились среди нас. Возможно, именно в этом ваша миссия, как думаете?

– Пока никак. – Виктор взглянул на дверь. – Но я поразмыслю над этим вопросом. Позже.

Из коридора донеслись звуки шагов. Островский отсалютовал сыщику и открыл дверь.

– Здравствуйте, барышня, – бригадир протиснулся бочком в коридор и туда же вытолкал гиганта-конвоира, сунувшегося было в палату.

– Привет, – Женя прошла в комнатку и села на стул рядом с кроватью.

– Привет, – Туманов протянул руку и коснулся ее запястья. – Как ты?

– Теперь хорошо, – она улыбнулась и сморгнула навернувшиеся слезы. – Теперь точно хорошо.

– Возможно, я снова смертный. Так что все не настолько хорошо, как хотелось бы… наверное.

– Я знаю. Но ты ошибаешься, все хорошо на самом деле, без оговорок, и тебе это должно понравиться.

– Что должно понравиться? – Виктор хмыкнул. – Стареть, болеть и умереть? Мы только что обсуждали эту тему с Островским. Я сказал ему, что рад стать прежним, и это действительно так, но нравится ли мне быть смертным, я не уверен. Жить коротко, но ярко или долго, но в полумраке – непростой выбор, есть о чем задуматься.

– Я буду с тобой, – Женя склонилась и поцеловала Туманова в щеку. – Всегда.

– Думаешь, от этого мне будет легче стареть? – Виктор покачал головой. – Что-то я сомневаюсь.

– Разве это не мечта каждого мужчины – всегда иметь в спутницах молодую женщину? Хоть и не Клеопатру, зато без морщин и лишнего веса.

– А тебе не надоест?

– Мне – нет! – Женя торопливо помотала головой. – Что такое сто лет для того, кто способен прожить тысячу? Или ты не согласен?

– Ты делаешь мне предложение? – Виктор коротко рассмеялся. – Но ведь сто лет – это явное преувеличение. Всего-то лет через тридцать (для тебя это как через три года) я стану брюзжащим стариканом с дряблой кожей и вялой эрекцией. Зачем тебе это?

– Ты не первый день занимаешься сыском, – она вздохнула, – неужели до сих пор не нашел главное, что правит этим миром в целом и каждым человеком в отдельности?

– Насчет мира – нашел, это община бессмертных под кодовым названием Цех, а вот насчет людей по отдельности… не знаю. Хамелеоны?

– В обоих случаях это любовь! – горячо возразила девушка.

– Романтично, но неверно. – Виктор ласково погладил ее по руке. – Ты особенный человек, Женя, но пока все равно еще девочка, ты не знаешь жизни. Любовь – это программная оболочка инстинкта. Возводить ее в абсолют так же глупо, как обожествлять Солнце.

– Может быть, – Женя упрямо поджала губы и недолго помолчала. – Может быть, и так. Но я верю в любовь. Верю, и точка. Разве этого мало?

Виктор некоторое время молчал, глядя на белую, как свежий снег, простыню, потом кивнул и негромко ответил:

– Да, вера не требует доказательств. Равно как инстинкты не требуют мотивации. Что ж, инстинкт любви лучше инстинкта гнева. Если желаешь мучиться всю мою жизнь, мучайся. Хотя, подозреваю, ты еще передумаешь. Не завтра, так лет через десять. Впрочем, для тебя будет не поздно.